Сегодня я умру

Ей шесть, этой маленькой куколке, закованной в непроглядную, колдовскую тьму и сегодня, когда ночная тишина накроет город, она не чувствуя ни страха, ни сомнений, поднимется с уютной постельки, чтобы тихо-тихо достать припрятанный вечером под подушкой нож. И выведет его острием тонкую вязь на внутренней стороне бедер, собирая тяжелые, соблазнительно пахнущие капли, а после аккуратным почерком юной леди, создаст первую музыку, рождающуюся из бусин слов, что нанизаны на нить повествования. Договор с тьмой, что христиане нарекли Сатаной, первый, но, увы, не последний.»

Сегодня я умру, но не смогу уйти. Я рада, что была здесь, не смотря на….

Девушка поежилась, вдруг осознавая, что комната, давно погрузилась в полумрак, а бумага, почти так же девственно чиста, что и множество часов назад, так многое, хотелось сказать, так многое, она никогда не найдет в себе сил произнести. Она поднялась, убирая за спину тяжелые красные пряди и закутавшись в шаль, небрежно наброшенную на спинку кровати, побрела в сторону кухни. Время еще было и хоть шелест песчинок, в ее голове все нарастал, ей, почему-то хотелось верить, что последняя приземлиться на песчаную горку еще не скоро, а сейчас, сейчас ей хотелось ощутить на языке терпкую горечь кофе. За окном, шумел ветер, и тяжелые ветки орешника бились в окно, верный друг, он чувствовал, приближение Тишины.

«Шторм ревет и порывы мотают хрупкое детское тело из стороны в сторону, норовя то и дело выкинуть девочку под колеса машин. Ей одиннадцать, но она так и не выросла, оставаясь далеко внизу, прибитая к родной земле, то ли памятью, что никогда не была ее, но при этом никогда ее не покинет. То ли знанием, что несут за спиной те, кто по иронии, вечно юного, а от того не терпящего скуку мира, рождены меж пластов, не люди не Фейри.

Серое здание школы, маячит прямо перед глазами, стоит сделать лишь шаг из густой зелени шиповника, но почему то, в ней нет той силы, чтобы сделать этот один единственный шаг. Там, в прохладной глубине кабинета, ее уже ждет учительница, восхищенная талантам своей юной подопечной, но сама мысль, прикоснуться пальцами к белым, напоминающим россыпь зубов на камнях клавишам рояля, вызывает в душе протест. Она любит играть, восхищаясь чарующим звуками, что рождаются под пальцами, звуками, что кажется, способны донести до мира ее отчаянный, ни кем не слышимый крик, просьбу о помощи. Но, не так, не стирая пальцы в кровь, раз, за разом повторяя мотивы чужой души, прекрасные и чарующие мотивы, но вовсе не имеющие для нее значения, отбирающие шанс быть услышанной, надежду спастись из медленно смыкающейся над головой черной бездны.

Два часа, протекают в одно мгновение, а она так и не вышла, не шевельнулась в кустах шиповника, словно зачарованная пляской древних.»