И мы, как тараканы, — кто куда! Танк прогрохотал по огневой, навоняв выхлопом не прогоревшего дизтоплива с чёрной копотью от попавшего в топливную систему масла, наехал одной гусеницей на сошник сорокопятки, пушка подлетела, перевернулась. Танк уехал дальше. Я осторожно выглянул туда, откуда он пришёл, вдруг там ещё один такой же бестолковый? Нет никого, только запыхавшаяся пехота бежит нестройными кучками.
— Слепой, что ли? — возмущался боец-космодесантник.
— Та, не. Просто — не опытный экипаж. Куда едут — не видят, а значит, и врага — не видят. От пехоты оторвались, — сказал я. — Смертники.
Выглянул — ага, уже. Танк, что додавил нашу пушку и чуть не раздавил нас, стоял около горящего Штуга, которого мы и стреножили, повернув башню набок, туда, на немцев, и лениво разгорался. Орудие его продолжало бухать, посылая снаряды во врага, пулемёты захлёбывались очередями. Вспышка, взрыв — и вот башня тридцатьчетвёрки подлетает на чёрно-алом фонтане огня, переворачивается, падает обратно на танк. Всё. Никто не успел спастись.
— А-ля гер, ком а-ля гер, — осталось только вздохнуть.
Вернулись, подавленные, на НП — всё одно пушка было окончательно разбита. Как раз чтобы выгнать оттуда пехоту, что уже облюбовала наш НП под огневую 82-миллиметрового миномёта. Без рукоприкладства не обошлось. Пинками выгоняли их в атаку.
Сел, попил из фляги Громозеки. Призадумался. О перспективах идущего боя. Точнее, об его бесперспективности. Думаете — наглец? Себя считаю умнее генералов? Нет, не считаю. Но учиться надо не только на своих ошибках. А учиться — надо. Учитывая, с какой скоростью прирастает геометрия моих воротников. Потому быть простым болванчиком, тупо кивающим и исполняющим только то, что приказали, — не мой путь. Мне предстоит выстрадать совсем другим путём. И чтобы снизить боль неизбежных ошибок, ну хоть на сколько-нибудь, надо «мосх» понапрягать заранее. Я ведь прекрасно помню, как запаниковал тогда, там, чуть западнее, когда немцы смешались с моими людьми. Думал — всё! Все мои погибли. И бой проигран. А оказалось всё совсем не так. И даже — совсем не так. Потому — учиться, учиться и ещё раз учиться, как завещал Великий…
— Есть раненые? — спросил тонкий девичий голос.
Настолько не соответствовал голосок происходящему вокруг и мыслям в моей голове, что все, я — в первую очередь, замерли, обернувшись на источник звука — маленькую, едва полтора метра, девочку с огромной, для неё, санитарной сумкой. Конопушки на носу-кнопке, русые, почти рыжие жиденькие косички.
— Чё молчим? — рявкнул я. — Нет раненых? Нет, так нет!
А потом обратился к санитарке:
— Все целы, дочка.
— Тоже мне папашка нашёлся! — фыркнула она.
Я отвернул воротник кожанки, чтобы она увидела геометрию петлиц. Санитарка пискнула мышкой и так же, мышкой, хотела улизнуть, но я её окликнул:
— Ты нашего медбрата не видела? Большой такой, в такой же форме, как у нас?
— Там, раненых таскает, — ответила она, махнув рукой на берег, потом смерила нас взглядом, — Так он ваш? Понятно! Вас, лосей, только такому племенному бычку и утащить!
— Ух, я тебя! — закричал я, и она, взвизгнув, скрылась.
Ржач на НП на несколько минут. Это напряженность боя отпускает.
Сбор камней
— Так, бойцы, срочно найти нашего бога войны! У него ещё радиопозывной колючий. И наших радистов. Не НП, а черт знает что! Развоевались! Впереди ищите, теперь за наступающими цепями погнали.
Почему я сам не пошёл вперёд? Не вижу перспективы. Прорыв не удался. И не известно, удастся ли? По моему мнению, немцы уже нагнали сюда оперативные резервы, попробовали нас спихнуть в реку, не вышло. Теперь будут перемалывать наши роты и танки на своей эшелонированной обороне, планомерно отходя на заранее подготовленные позиции. Это не прорыв. Это отпихивание врага.
А нас собирались в прорыв запускать, по мягким и нежным тылам гулять. Можно, конечно, мою бригаду использовать и как перфоратор. Мы вполне себе проломим несколько линий обороны нациков. И иссякнем. Но заставит ли это противника отменить отправку на юг механизированных дивизий? Ради них ведь всё затевалось. Не удастся вернуть немецкие танки сюда — все жертвы сегодняшнего наступления будут напрасными. Из стратегического масштаба бой перейдёт в разряд боёв местного значения. По улучшению позиций. Но потери — несопоставимы.
Хотя, если верить тому, что трепали про Ржев — там как раз так и получалось. И в очень крупном масштабе. По миллиону бойцов противостоящие стороны оставили в ржевских болотах.
Ну, видимо, не только я учусь «носить геометрию». Но и более крупные командующие. Не зря же они называли 1942 год «учебным». А по-другому и не научишься. Это раньше, на диване с книжкой, я думал: «чем они там в своих военных училищах и академиях занимались?» А теперь я знаю — воевать умеет только тот, кто воюет. Невозможно научиться этому «заочно».