Сегодня – позавчера (СИ)

Белый снег, серый лёд
На растрескавшейся земле
Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле

А над городом плывут облака

Закрывая небесный свет
А над городом жёлтый дым
Городу две тысячи лет

Прожитых под светом звезды

По имени Солнце

И две тысячи лет война

Война без особых причин
Война — дело молодых
Лекарство против морщин

Красная, красная кровь

Через час уже просто земля
Через два на ней цветы и трава
Через три она снова жива

И согрета лучами звезды

По имени Солнце

И мы знаем, что так было всегда

Что судьбою больше любим
Кто живёт по законам другим
И кому умирать молодым

О не помнит слова «да» и слова «нет»

Он не помнит ни чинов, ни имён
И способен дотянуться до звёзд,
Не считая, что это сон.

И упасть, опалённым звездой

По имени Солнце.

Секунд тридцать стояла оглушительная тишина, потом парк вокруг взорвался аплодисментами и криками — народу набежало, оказывается, немало.

— Я никогда не слышал подобного, — Натан был впечатлён, — чем-то перекликается с буревестником, ищущим бури, как будто в бурях есть покой. При этом фатализм, но какая сила в каждом слове. Даже меня потрясывает. Признайся — твоё?

— Да нет же. Мне чужого не надо. Люда, записывать будешь — укажи — автор — Виктор Цой, мой тёзка. Казах, бывший кореец, сейчас русский. Поэтому имя русское, а фамилия — корейская. А вот где мы с ним пересекались — военная тайна.

— Ещё! — взмолилась девушка.

— Нет, Людочка. Хорошего помаленьку. Надеюсь, в следующий раз «Звезду по имени Солнце» мы услышим в вашем исполнении. Поздно уже. Спать.

Народ, разочарованный, расходился. А чего вы хотели? Концерт по заявкам? Так песен этого времени я, окромя «Катюши», и не знаю. А нашего времени — ограниченно применимо. Так, от балды, петь нельзя. Сначала вспомню, запишу, отредактирую от иновременностей и идеологически не выдержанностей, а потом и можно применять. Даже нужно. «Нам песня строить и жить помогает». Надо проводить морально-психологическое стимулирование и настройку на преодоление трудностей. Больно уж они тут расслабленные. А с трудностями психологического характера столкнуться? Спасуют? Сейчас сотнями и тысячами в плен сдаются не потому, что трусы или предатели, а от растерянности. Привычный мир рухнул, погребя их души под обломками. К концу 42-го они оклемаются. Появиться знаменитая русская стойкость характера, жертвенность, инициативность. Именно эти, морально модулированные и напишут знаменитые песни к фильмам о войне, на которых воспитывались следующие поколения. И я. А сейчас этого нет.

Только сейчас, в процессе этих размышлений, я понял, что же так долго свербило в душе. А именно — резкое различие одних и тех же людей образца 41-го и, хотя бы 44-го, не давало мне покоя. «Опалённые войной» — так они себя называли. Это абсолютно разные, ментально, люди. Более того, они в конце сороковых не понимали и не принимали самих себя образца 41-го. Стыдились, но не понимали.

А я ещё в детстве, читая по школьной программе Симонова, по-моему, и Бондарева (если не ошибаюсь), не мог понять, радостной расслабленности героев «Живых и мёртвых», резко сменившейся, после первого же окружения, на отчаяние растерянности, полную дезориентацию, потерю воли. Отсюда полное отсутствие критической оценки событий, нежелание думать, сопротивляться, т. е. люди превратились в баранов. Большинство, даже генералы. Их действия, реакции стали шаблонными, противником легко предсказуемыми. Поражения были сокрушительными. А солдаты… Они тоже стали действовать на инстинктах. Кому-то инстинкты приказали сдаться, кому-то — идти к своим. Писатель гениально показал состояние главного героя — абсолютно бессознательное метание его по тылам врага, больше похожее на состояние человека во сне-кошмаре. А так оно и было — разум вырубился, не перенеся стресса. Стало зомби — тело, запрограммированное на что-либо, в данном случае — идти домой.