Сегодня - позавчера. Трилогия

   - Так! - командирский тон комбата вытянул всех в струнку, даже Натана, с его двумя шпалами, - выяснения национальных вопросов оставим для коньяка, а сейчас, слушай мою команду! Натан, как старший по званию, в уборке не учувствует - накрывает стол. Остальные - освобождаем место. Заодно надо и старшину привести в надлежащий вид. А тебе, Кузьмин, выговор за неисполнение моего приказа.

   - С внесением в грудную клетку?

   - Что?

   - Выговор с внесением в грудную клетку? Или в личное дело? То есть, тело?

   - Нет, обойдёмся просто выговором. Но, только в первый и последний раз. Понял?

   - Так точно!

   Мы так препирались, но руки дело делали - узлы и мешки летели в углы.

   - Натан, какой-то у тебя странный контуженный. В званиях не разбирается, а шпарит, будто в царской армии отслужил: "так точно".

   - Я тебе, Андрюша, больше скажу - он пока в реанимации лежал, как будто институт закончил. Я его сослуживца опросил - как подменили старшину.

   Я весь напрягся. Как выкручиваться? В фарс всё перевести? Стоит попробовать:

   - Ага, агенты влияния разведок империалистов. Я же и иностранные языки знаю теперь: "Хаю дую ду?".

   - Это что?

   - Это он по-английски: "Как делаются дела", - подсказал из-за стеллажа политрук.

   - Жаль, - вздохнул я, - не немецкий. А на что мне англицкий? Мы с ними не воюем. Да и не понимаю я, что это значит, так, помню почему-то.

   - Давай ещё что-нибудь.

   - Велком, гоу аут, файн, щет, фак, лондон из э кэпитал оф грейт британ. Ещё что-то всплывает, но я тут же забываю.

   - Сереж, что он сказал?

   - Заходи, уходи, замечательно, дерьмо, вообще матом и Лондон - столица Великобритании. Он, наверно, в школе английский учил. Или слышал где.

   Фу-у. Может пронесёт. Вот и Натан разразился лекцией о неразгаданности устройства человеческого мозга и парадоксальности памяти. С примерами из своей богатой практики.

   Ну, вот и расселись. Натан достал из своего докторского саквояжа две пол-литровых бутылки с коричневой прозрачной жидкостью. Этикетки незнакомые. Коньяк. Азербайджанский. Понюхал, когда налили в мой стакан.

   - Блин, коньяк! Да хороший!

   - Конечно. А ты надписям не веришь?

   - На заборе тоже написано, а там дрова. Откуда мне знать, как должен пахнуть коньяк? Но ведь узнал, более того, чую - хороший.

   - Ну, а я что говорил - "их благородие" подселился в старшину.

   Я опять напрягся, но все рассмеялись. А Натан пересказал капитану и политруку наш с ним разговор о дворянах. Комбат покачал головой:

   - Да, интересно тебе память вывернуло, старшина. Ну, долго греть-то будем? Я, конечно, понимаю - коньяк, он тепло любит, но доколе?

   - И то верно, - поддержал Натан, - Старшина, скажи тост.

   - Тост!

   Они сначала выжидающе смотрели на меня, потом рассмеялись:

   - Опять шутишь, - покачал головой Натан, - Тогда я скажу - за встречу!

   Выпили. Отличный коньяк! Вообще, я не любитель выпивать. Ну, так сложилось. Болею сильно с похмелья, а состояние опьянения мне неприятно. Ну, совсем неприятно. Одни неприятности от выпивки. Только один плюс нашел я - мне приятен вкус некоторых алкогольных напитков - коньяка, текилы и... И всё? А, пиво. Но, пью я, только пока не начну пьянеть. Как только в голове начнёт плыть - пить прекращаю. Меня бесит потеря мною контроля за реальностью, вернее, иллюзию контроля, прекрасно понимая, что контролировать реальность не могу и от меня мало что зависит.

   - Между первой и второй - чтоб пуля не пролетела.

   Подняли по второй. Дай-ка, я скажу:

   - За Победу! Она неотвратима, как рассвет. Но, нам надо её приблизить.

   - За Победу!

   Закусить. Хороший закусь. В голове зашумело. Да, сильно! У-у! Я поплыл. Уже?

   - Ребят, что-то меня уносит, - сказал я, - Натан, поменее наливай. Что-то меня сильно цепляет.

   - И мне поменьше, - попросил политрук Серёжа, - я третьи сутки на ногах.

   - Третья, - это я сказал, - Я вспомнил - третья не чёкаясь. За тех, кого с нами нет. И не будет. И стоя.

   Мы встали.

   - За батю твоего, Серёжа! Что за человек был. Золотой, - это Натан.

   - За моих бойцов, - это сказал, тихо, комбат, - Простите, что не смог вас всех домой вернуть.

   Политрук ничего не сказал, лишь в глазах слёзы, да жевлаки ходят пол кожей.

   Выпили. Молча закусили. Меня разморило. Чтобы сбить опьянение, усиленно ел. А Натан мне рассказывал об отце политрука - батальонном коммисаре Гапове Анатолии Павловиче, на которого третьего дня получили похоронку. Поэтому и отпустили Гапова Сергея Анатольевича в бригаду. Судя по их рассказу, человек был хороший. Стало грустно:

   Чёрный ворон

   Что ж ты вьешься

   Над моею головой

   Ты добычи не дождёшься

   Черный ворон, я не твой!

   Вот так и спели. Хором. Потом ещё несколько песен, которых я не знал, но тянул. А потом я им спел:

   Нас извлекут из-под обломков,

   Поднимут на руки каркас

   И залпы башенных орудий

   В последний путь проводят нас

   Пить я не любил. И петь. Но приходилось. А когда пьют мужики, без этой песни не обходиться.

   И молодая не узнает

   Какой танкиста был конец.

   А потом я спел, не в тему, но тоже грустную:

   Где-то мы расстались

   Не помню, в каких городах

   Помню, это было в апреле...

   Они внимательно слушали, а умом понимал, что меня, как Остапа "несёт", но остановиться я уже не мог. "Палюсь":