Сегодня - позавчера. Трилогия

   - Четверых одной рукой в больницу отправил? Как хочешь. Высыпай обратно.

   - Ну, уж нет. Буду мучиться.

   Дверь за сержантом закрылась, но смотровое окошко осталось открытым. Я, матерясь и изрядно разозлившись, наконец, скрутил что-то похожее на "козью ногу", изведя четверть газетного листа. Прикурил, затянулся, но махра оказалась слишком крепкой, аж скрутило в кашле (за дверью довольное хмыканье). Дальше курил осторожнее. Даже удовольствие почувствовал. Хорошо, так вот после обеда, покурить не спеша. А спешить мне не куда.

   После перекура - вздремнул, завернувшись в одеяло. Потом - тренировка, перекус, перекур с дремотой, тренировка. И так три дня.

   Только на четвёртый день меня повели на допрос. Я, насколько смог, привёл себя в порядок. И вот я в кабинете. Окно. Открытое. А за ним - мир. Оказывается, и за четыре дня можно одичать. Я поначалу ничего, кроме этого окна, и не увидел.

   - Присаживайтесь, старшина.

   Стол, большой, деревянный, крытый зелёным сукном. Массивная лампа на нём, пепельница, чернильница чудная. Как мраморная, только черно-зелёная. Стул. Массивный, с обивкой. Если бить будут - обивку испачкают. Сел. За столом тип с какими-то галочками в петлицах опрятной, но явно не новой формы ГБ. Он долго бодался со мной взглядом. Э-э, дядя, это бесполезно - не боюсь я тебя. Потом этот товарищ раскрыл довольно пухлую папку, стал перекладывать листочки, бегло разглядывая их. Мне это очень напомнило момент из "Матрицы". Сейчас он скажет, как агент Смит: "Как видите, мы за вами давненько наблюдаем", а я в ответ: "Меня не купить гестаповской липой. Я требую законный звонок адвокату". А потом у меня склеятся губы. Как давно и далеко это было! Я горько ухмыльнулся:

   - А как вас зовут? - спросил я (не агент ли Смит?).

   - Тимофей Парфирыч, а что?

   - Да, так. Интересно.

   - Интересно, говоришь... - сказал он в задумчивости, полистал ещё листочки, закрыл папку, откинулся на стуле и вылупился на меня с таким видом, будто я кубик Рубика, а он его не смог собрать.

   - Откуда же ты на нашу голову взялся? - спросил Тимофей Парфирыч.

   - Из тех же ворот, что и весь народ, - пожал плечами я.

   - Кури, - гэбэшник пододвинул ко мне коробку с папиросами, пепельницу. Он удивился, когда я прикурил от своих спичек.

   - Сержанта не наказывайте - по-людски он поступил, выручил.

   - Как же это он? Он же самый строгий из всех.

   - За анекдот, - пожал плечами я.

   - Анекдот? Какой?

   Я рассказал. Тимофей Парфирыч только хмыкнул. Опять помолчал, долго глядел в окно, явно думая.

   - Кто ты, старшина?

   Я вскочил, вытянулся, доложился, как на плацу. Тимофей Парфирыч поморщился.

   - Не о том я тебя спросил.

   - А что же я ещё скажу? У меня за душой и нет больше ничего. Ну, ещё добавить можно, что контужен. А вы думали, я сразу шпиёном себя назову? Явки - пороли? Так рано ещё - даже не били.

   - А бить будем?

   - Да, тоже бесполезно. Устанете только. И я просто так не дамся. Покалечу. А я этого не хочу.

   - Да, это ты неплохо умеешь. Откуда только? Ответ из твоей части однозначно говорит, что ты не владеешь никаким единоборством.

   - Запрос пришёл? Быстро. А военкомат получил? Нет? Жаль.

   - У нас свои способы получения сведений.

   - Не сомневаюсь. Единственное, не пойму - это допрос такой? Или светская беседа?

   - Допрос будет позже. Сильно ты мне непонятен. Решил на тебя своими глазами посмотреть.

   - Польщен честью, мне оказанной. Но, чем обязан?

   - Не догадываешься? Только появившись в городе, ты создал ворох непонятных проблем. Твоё поведение сильно выбивается за рамки.

   - Это как?

   Чекист вернулся за стол, открыл папку:

   - Участвовал в восстановлении путей?

   - Да. Ну, как участвовал? Ходил, орал. Я, считай, ничего не сделал. Они сами.

   - Организовал снабжение госпиталя свежими продуктами.

   - Так, то не я. Это комсомолки.

   - А они дружно пальцем на тебя показали.

   - Вот, блин, сдали. А ещё комсомолки.

   - Только появившись в части, покалечил четыре человека. Это тоже они сами?

   - Нет. Вот тут отпираться не буду.

   - Зачем ты это сделал?

   - Посчитал это единственно верным решением. Ясно же, что это ворьё. Но при должностях. Вывести их на чистую воду может и просто, проверив бухгалтерию, но кто станет заниматься? До этого не занимались, наверно, не фатально. А для моих планов фатально. Они выведены за скобки, до окончания формирования подразделений под ногами мешаться не будут. А там - уже не мои проблемы.

   - А чьи?

   Я пожал плечами. Чекист задумчиво смотрел в окно.

   - Единственно верно, говоришь? За скобки, говоришь? И какие твои планы?

   - Помочь создать боеспособное подразделение, одетое, обутое, сытое, обученное, морально настроенное на победу. Или подвиг.

   Чекист встал, в задумчивости зашагал по кабинету.

   - Почему ты нас не боишься?

   - А должен? С чего вдруг?

   - Ты второй человек на моей памяти, который не боится меня и нашей организации.

   - А кто первый?

   - Двадцатилетний ребёнок. Инфантильное дитё, не осознающее последствий. Я думал поначалу, что и твоя бравада имеет ту же основу.