Сегодняшний вчерашний день

Жизнь — штука местами переменчивая и крайне опасная. Но, тем не менее, когда она пресна, мы требуем соли и перца, а получая их, удивляемся собственной неготовности откушать такое блюдо.

"Сидела бы ты тогда в своем болоте, да не квакала" — когда-то сказала Яну Инга, еще в бытность их дружбы, в качестве ответа на пустячную жалобу.

Ян смотрел на сидевшего перед ним Самойлова, понимая, что внезапно получил тот самый толчок, которого ему так не хватало для восстановления равновесия. Он (пинок) был особенно ценен тем, что исходил от олицетворения его врага.

Шептунов всегда неохотно признавал собственные недостатки. Мягкая Инга могла быть довольно жестокой, когда разговор заходил о дисциплине или правилах их работы. Ян, который всеми фибрами души ненавидел ограничения и нормы, не желал видеть в ее словах и каплю правды. Например, что Яната покрывает она, поскольку, несмотря на хамство и пренебрежение правилами, у него хорошо работает голова, что дает ему отличную фору. Она покрывала его даже там, где не следовало: когда он несколько раз чуть не завалил контакт глупым поведением, когда нарушил протокол безопасности и повредил ноги. Таких случаев было немало, на самом то деле. И терпели его вовсе не за гениальность, а как то жестко указала в порыве гнева Инга — за связи и тело. Он сам ценность. Уникальный генетический материал. Ян ее за эти промывки мозгов временами ненавидел. А в глубине души знал — правда.

Только рано или поздно все игрушки кончаются взрослыми разборками. Сейчас, он мог рассчитывать только на себя, потому что теперь уж абсолютно точно, страховать его просто некому.

Янат постарался изобразить самый искренний и живой интерес к происходящему, но на фоне мучительной боли, якобы его терзавшей. Голова до сих пор гудела как медный таз, но все это можно было перетерпеть. На самом деле, мозги его судорожно перерабатывали информацию. Он не мог отказаться от обряда, но согласиться неизвестно на что, как жертвенный баран еще хуже. Следовало придумать, что угодно и оттянуть сладостный момент единения до тех пор, пока не удастся выяснить побольше. Кто такой этот мужик, сидящий с вежливым лицом напротив? Кто из двоих настоящий? Какова цель двойника? Кроме того, нужно хотя бы попытаться разузнать как можно больше о жителях поселка. Сделать это до того, как станет невозможным избегать принятых здесь традиций. То, что обряд вызовет нарушения в его психике, Шептунов даже не сомневался. Самойлов ситуацию нарисовал яснее некуда.

— Хотелось бы узнать чуть больше об обряде, — сказал он, изображая легкое сомнение и умеренную встревоженность.

— Конечно, — Самойлов расплылся в улыбке, — перед самим процессом я все расскажу вам.

— А сейчас?

— Нет. Понимаете, люди, пришедшие оттуда, очень ранимы. Они все вокруг видят в черном свете, они уверены, что окружающие им врут, хотят причинить вред здоровью. Их реальность кажется им существующей, а прочее выдумками. Признание выдуманных миров существующими, ложных воспоминаний подлинными. Вам тоже сейчас кажется, что я пытаюсь заморочить голову?

— А те люди, которые говорили о выдуманных мирах, они говорили одно и тоже?

— Нет, — безмятежно ответил Виталий, — разное. Говори они одно и тоже, я бы задумался. Ведь не может же такому количеству мерещиться один и тот же бред? Я, несомненно, заинтересовался бы таким явлением. Но их фантазии разнообразны и потому бессмысленны. Мы обыкновенные дети нашего мира. Измученного, кривого и больного. Потомки тех, кто наполнил планету ядом и горечью, тех, кто уничтожил большую часть знаний, смел с лица земли цивилизацию. Наших предков.

— Значит, есть теория о том, почему так произошло, где мы жили раньше, те, кто поплыл по волнам грез?

— Конечно. Мы называем это явление "Сегодняшний вчерашний день". Но не сегодня, мой бедный друг. Для начала, вам стоит прийти в себя и немного набраться сил. Простите мою невежливость, вы засыпали меня вопросами, а я даже не потрудился узнать имя. Простите еще раз, все потому, что вы очень истощены и стрижка совсем короткая. Я не уверен кто передо мной.

— В тоннелях плоховато с едой, — рассеяно ответил Янат.

Самойлов выжидающе молчал. Ян спохватился.

— Да, конечно. Янат Шептунова.

— Вы женщина? — в голосе Виталия сквозило легкое удивление, — вы отважны. Любомиру должно быть вдвойне стыдно.

— Оставим, — Ян нарисовал улыбку, а затем направил разговор в нужное русло, — он не знал, а внешность у меня непримечательная. Вполне допустимо не догадаться. Я хотела бы тоже узнать ваше имя. И спросить, могу ли я взять паузу, немного прийти в себя, до обряда? Ведь, как я понимаю, избежать этой чести нельзя, если я хочу быть принятым в ваше общество?

Самойлов делано вздохнул, выражая сожаление, и дружелюбно улыбнулся: