Хаммел был уверен, что не испытывает ничего к Блейну, и как могло быть иначе? Они едва познакомились, он не знал о нём ровным счётом ничего; и парень, казалось, был не склонен рассказывать что-то о себе. В течение этой недели совместного проживания Курт пытался задавать ему вопросы личного характера, но не получил ничего, кроме бесполезной и поверхностной информации. Ещё меньше ему удалось узнать об их дружбе с Себастианом. Каждый раз, когда он пытался подступиться к этому вопросу, Блейн отвечал односложно или замыкался в необъяснимом молчании, и на его лицо набегала лёгкая тень. Из-за воспоминаний, думал Курт, которые, возможно, были не такими уж безоблачными.
К тому же, он чувствовал себя в однозначно проигрышном положении, учитывая всё то, что Блейн – как выяснялось с каждым днём всё больше – знал о нём. И это Хаммела немало нервировало.
И потом, оставался факт, что Блейн был красивым парнем. Определённо, его типаж.
Красивым парнем геем, немного невыносимым и чудным, но, чёрт возьми! Сексуальным до смерти.
Курт находил его привлекательным, но это было нормально, нет?
Он и Эштона Катчера находил привлекательным, и это, совершенно точно, не могло считаться изменой Бастиану! Нельзя было придавать чрезмерное значение тому, что значения вовсе не имело.
И потом, Блейн был ему нужен, в некотором смысле.
Или, точнее, ему был нужен кто-то, кто помог бы защититься от атак Мадлен, и Блейн, казалось, не только имел таинственного происхождения средства, чтобы сделать это, но также необходимую информацию. По крайней мере, он знал ведьму, с которой они имели дело. И ненавидел её столь же люто, как и он сам.
Курт мог использовать его, короче говоря. И он это делал.
Нет, тем, что его беспокоило, являлась естественная эмпатия*, которую он в первый же момент почувствовал с парнем; мягкость и забота, что тот демонстрировал, заставляла его иногда задаваться вопросом, чего Блейн в действительности хотел от него?
Было легко отмахнуться от мимолётного внимания случайных незнакомцев.
Значительно сложнее оказалось закрывать глаза на настоящую заинтересованность, которой ему не хватало с тех пор, как с Себастианом произошёл несчастный случай.
И, возможно, даже раньше.
Короче говоря, он многое должен был понять. Многое, узнать. Но суть состояла в том, что он не хотел этого делать. Потому что боялся.
Именно это Курт повторял самому себе, пока, сидя за барной стойкой, продолжал заказывать пиво и странные коктейли с самыми абсурдными названиями. Вообще-то он не пил. За все свои двадцать шесть лет, он напился только один раз, в старшей школе, и то, только потому, что кто-то сказал ему, будто таким образом было бы легче справляться в том аду, который тогда он называл жизнью. Он уже не помнил, кто это был, да и не суть важно. Важно то, что это оказалось огромной глупостью.
Один раз после аварии Себастиана он был близок к подобному. Он выпил так много, что думал, умрёт.
Однако, он хотел понять. Хотел почувствовать. И хоть немного заглушить ту боль, что заполняла его, неспешно разъедая изнутри.
Однако, Сантана появилась вовремя, чтобы спасти его.
И она же помогла ему найти силы, чтобы подняться и пойти взглянуть на своего мужчину. Или на то, что от него осталось.
Но сейчас он определённо готов был пересмотреть взгляд на лечебные свойства алкоголя, поглощаемого в огромных количествах. По крайней мере, он настолько затуманивал разум, что такие глупые вещи, как светлый жилет, вместо серого, надетый поверх чёрного свитера – что было, к тому же, грубейшей ошибкой – приобретали почти жизненную важность. Достаточную, во всяком случае, чтобы затмить всё остальное.
Когда Рэйчел, сидящая рядом с ним за стойкой бара в пабе, на третьем замысловатом коктейле немного обеспокоенно спросила его, не перебарщивает ли он, Курт заносчиво ответил, что у него была тяжелая неделя.
– Тяжелее последних восьми месяцев, Курти? – спросила искренне заинтересованная девушка.
Они двое не слишком часто виделись с тех пор, как Курт оставил NYADA и переехал к Бастиану. Проживание в отдалённых районах и ежедневные дела, особенно Рэйчел, которая работала актрисой в театрах Нью-Йорка, позволяли им встречаться лишь изредка и только в выходные дни. Между ними по-прежнему оставались очень тесные отношения, которые поддерживались многочасовыми телефонными разговорами, конечно, но что-то изменилось со временем. Курт знал, что не испытывал ревности к успешной карьере девушки; выбор отступить на самом взлёте был сделан, по сути, им самим, но он также знал, что оставалось мало того, чем он мог поделиться с ней.
Одной из этих вещей была его боль, связанная с Себастианом, другой – бардак в голове из-за Блейна.
– Определённо, – был, однако, честный ответ, который он дал ей.
Сейчас Курт, возможно, не желал знать, что это означает, но был уверен, какое-то значение это, наверняка, имеет.
Когда Блейн вернулся, застал квартиру в точности такой, какой и рассчитывал: пустой.