Мерседес, конечно, знала о проблемах, которые женщина создала и по-прежнему продолжала создавать Курту. И желание пнуть ногой её задницу, над которой несомненно немало поработал хирург, было чертовски сильным. Но у Мерседес были также определённые убеждения и чёткий план действий.
Который, на данный момент, выходил далеко за рамки просьбы Сантаны.
И это была просто шикарная возможность.
Она только надеялась, что Курт доверяет ей достаточно и не станет возражать против того, что она собиралась сделать.
– Я только что приехала, и уже имею честь познакомиться с мамой Бастиана! Послушайте, я не задержусь надолго в Нью-Йорке. Пожалуйста, окажите мне любезность и останьтесь отужинать с нами.
Это приглашение застало женщину врасплох. Мерседес заметила это и мысленно поздравила себя.
Пора было этой ведьме осознать, раз и навсегда, что Курт был не одинок, и то, какие друзья были рядом с ним.
Пока её не слишком беспокоило, как Курт и Блейн отреагировали на это.
– Но, вообще-то, я должна...
– Ох, да будет Вам, я настаиваю. Вы – мать нашего Бастиана, в конце концов, нет? И это его дом, не так ли?
Она увидела. В тот самый момент, когда взгляд женщины снова сделался суровым.
Мерседес увидела, что она всё поняла и приняла вызов.
– А знаете, что? Да, я останусь с удовольствием, – согласилась Мадлен, с поддельно открытой улыбкой.
Курт и Блейн за её спиной, услышав эти слова, обменялись тревожными взглядами.
О да, это будет очень длинный вечер.
Нэнси очень привязалась к Себастиану Смайту.
Среди всех пациентов, которыми она занималась, он был, несомненно, менее всего реагирующим на внешние раздражители, никогда не приходил в себя, и уж точно его нельзя было назвать компанейским парнем. Но, тем не менее, находиться рядом и общаться с ним, всегда доставляло необъяснимую радость для медсестры.
Ну, насколько можно было найти радость в двадцатишестилетнем парне, прикованном к больничной койке в бессознательном состоянии. И всё же, это было так.
Каждый вторник вечером, по окончании времени для посещений, когда она заступала на смену, женщина направлялась сначала к нему, чтобы поздороваться и рассказать немного о своих двух дочерях-подростках.
Она всегда старалась, чтобы это не мешало ей исполнять другие обязанности, поскольку была весьма добросовестной, но, да, к этому пациенту медсестра относилась по-особенному. Возможно, потому, что этот парень напоминал ей её возлюбленного Кларенса, умершего два года назад от сердечного приступа.
В тот вечер у неё был с собой компакт-диск, который парень Себастиана записал для него и попросил женщину хранить у себя, чтобы мать её любимого пациента не выбросила его. Это было бы не впервой.
Мадлен Смайт для всех была, как бельмо на глазу, в те редкие моменты, когда её можно было увидеть в больнице. Даже для медсестёр, которых она всегда забрасывала своими абсурдными требованиями.
Нэнси прослышала, например, о безобразной сцене, что устроила женщина днём, и если бы она была там в тот момент, с удовольствием бы вышвырнула её из палаты в то же мгновение.
Однако, в тот вечер, войдя в комнату, она застала сцену, которой никак не ожидала. На стуле рядом с кроватью сидел мужчина.
Его голова касалась лба Себастиана, и он говорил:
– Сожми мою руку, если слышишь меня! Ты меня слышишь, Бас? Я здесь, теперь я здесь.
Её поразила боль, сквозившая в его голосе.
Она откашлялась, чтобы обозначить своё присутствие, и увидела, как мужчина вздрогнул, но не изменил своего положения рядом с пациентом, даже когда повернулся, глядя на нее.
– Извините, я не хотела напугать Вас. Но время посещений закончилось, и Вам придётся уйти.
– Да, конечно. Извините, – сказал незнакомец, впрочем, казалось, не намеренный оставлять руку другого, по-прежнему крепко сжимая её в своих. – Могу ли я... могу я узнать, что с ним произошло? Каковы последствия аварии, я имею в виду?
Нэнси смотрела на него немного обеспокоенно. Этот человек казался убитым, усталым, погружённым в уныние.
Его одежда отличалась и классом, и стилем, но была совершенно измята, будто ему пришлось в ней спать.
И легкий намёк на бороду был слишком неухоженным, чтобы создавать впечатление, что так и было задумано.
Он выглядел, как человек, которому только что вырвали сердце из груди.
И даже если в её обязанности медсестры не входило давать определенные сведения, боль, которую она чувствовала в этом человеке, вызывала у неё желание не обращать внимания на правила на сей раз.