Сёгун

— Оно будет на словах: вы расскажете ему все, что сказали мне и что я сказал вам. Это все.

— Очень хорошо.

— Обещаете мне перед Богом?

— Вам нет нужды говорить мне это, отец. Я согласилась. Он заглянул ей в глаза — взгляд ее был тверд и решителен.

— Прошу простить меня, Мария. Теперь давай перейдем к твоей исповеди.

Она опустила вуаль.

— Я тоже прошу меня простить, отец, я недостойна даже того, чтобы исповедаться.

— Все мы достойны перед Богом.

— Кроме меня. Я недостойна, отец.

— Вы должны исповедаться, Мария. Я не могу продолжать мессу — вам надо предстать перед Ним очищенной.

Она стала на колени.

— Простите меня, отец, так как я согрешила, но я могу только признаться, что недостойна исповеди, — прошептала она прерывающимся голосом.

Отец Алвито сочувственно положил руку ей на голову.

— Дочь моя, позволь мне просить у Бога прощения за твои грехи. Позволь мне от Его имени дать тебе прощение и представить тебя перед Ним. — Он благословил ее и продолжал свою мессу в воображаемом соборе, под рассветным небом… службу более реальную и более красивую, чем те, которые они воочию видели в своей жизни.

* * *

«Эразмус» поставили на якорь достаточно далеко от берега, чтобы оставалось вдоволь свободного пространства, и настолько близко, чтобы чувствовать себя в безопасности. Блэксорн не помнил такой защищенной от штормов стоянки: шесть саженей чистой воды и прочный грунт под ними, и все кругом, кроме узкого прохода, окружено высокими горами, способными укрыть от самых страшных ураганов.

Дневной переход из Эдо не ознаменовался никакими происшествиями, хотя и был утомителен. В половине ри к северу, у пирса рыбачьей деревушки Иокогама, стояла на якоре галера; на борту «Эразмуса» они остались одни — Блэксорн со своей командой и вассалами. Ябу и Нага спустились на берег, чтобы провести инспекцию мушкетного полка, получившего приказание вскоре присоединиться к ним. На западе низко над горизонтом висело раскаленное солнце, ярко-розовое небо обещало на следующий день хорошую погоду.

— Почему сейчас, Урага-сан? — спросил Блэксорн с юта. Кормчий все время недосыпал, здорово устал, и глаза у него были красные. Только что он приказал команде, да и всем остальным идти спать, а тут Урага… Попросил отложить отдых — желает узнать, есть ли среди его вассалов христиане. — Вы не можете подождать до завтра?

— Нет, господин, извините, — Урага взглянул на него, стоя перед собравшимися самураями; голландская команда беспокойной толпой сгрудилась у релинга. — Пожалуйста, извините меня, но это очень важно определить сразу же. Вы их самый большой враг, — значит, должны их знать, чтобы принять меры вовремя. Я обязан защитить вас. Это ведь недолго.

— Все на палубе?

— Да, господин.

Блэксорн подошел ближе к релингу и спросил по-японски:

— Есть здесь кто-нибудь из христиан? — Ответа не последовало. — Приказываю христианам выйти вперед. — Никто не двинулся. Тогда он повернулся к Ураге: — Поставь десять человек на охрану палубы, и распусти остальных.

— С вашего разрешения, Анджин-сан. — Урага вынул из-под кимоно маленькую нарисованную маслом икону, которую захватил в Эдо, и бросил ее на палубу изображением вверх, потом наступил на нее… Блэксорн и его команда были встревожены таким святотатством — все, кроме Жана Ропера. — Пожалуйста, пусть все ваши вассалы сделают так же, — предложил Урага.

— Зачем?

— Я знаю христиан. — Глаза Ураги были наполовину спрятаны под полями шляпы. — Пожалуйста, господин. Важно, чтобы это сделал каждый. И именно сейчас, вечером.

— Хорошо, — неохотно согласился Блэксорн. Урага повернулся к вассалам Блэксорна.

— По моему предложению наш господин требует, чтобы каждый из вас сделал так же.

Самураи принялись гомонить, потом один из них заявил:

— Мы ведь уже сказали, что мы не христиане. Что это докажет, если мы будем топтать картину варварского бога? Ничего!

— Христиане — враги нашего хозяина! Христиане — изменники! Но христиане есть христиане. Прошу простить меня, я знаю христиан, — к моему стыду, я предал наших настоящих богов. Считаю, что это необходимо для безопасности нашего господина.

— Раз так, говорить больше не о чем, — Самурай вышел вперед и наступил на икону. — Я не исповедую религию чужеземцев! Ну, давайте все! Делайте, что вам сказали!

Один за другим самураи выходили вперед… Блэксорн смотрел молча, но церемония эта ему не нравилась… Ван-Некк обеспокоился.

— По-моему, это не дело.

Винк поднял глаза на ют.

— Негодяи! Они перережут нам глотки не задумываясь! Вы уверены, что им можно доверять, кормчий?

— Да, уверен.

— Да-а, — протянул Джинсель, — ни один католик не пошел бы на это, а, Джохан? Хитер этот Урага-сан…

— Какая разница, окажутся эти педерасты папистами или нет, — все равно они поганые самураи.

— Вот уж правда, — вставил свое слово Круук.

— Пусть даже и так, все равно не годится поступать по-свински, — повторил Ван-Некк.