Сёгун (части 1-2)

- Я собираюсь отправить тебя в ад, джеп!

- Пожалуйста, извините его, сеньор, и меня тоже, - сказала Марико, пытаясь говорить как можно вежливей. - Это ошибка...

- Этот негодяй с обезьяньим лицом вытащил меч. Это не ошибка, ей-богу!

- Пожалуйста, извините, сеньор, я очень сожалею. Боцман облизал губы.

- Я забуду об этом, если ты будешь хорошо себя вести, маленький цветок. Пошли с тобой в соседнюю каюту, скажи этой обезьяне, чтобы он оставался здесь, и я забуду об этом.

- Как ваше имя, сеньор?

- Пезаро, Мануэль Пезаро, а что?

- Ничего. Пожалуйста, извините нас за это недоразумение, сеньор Пезаро.

- Пошли в соседнюю каюту. Сейчас.

- Что здесь происходит? Что это... - Блэксорн не понимал, проснулся он уже или все еще в ночном кошмаре, но чувствовал опасность. - Что здесь происходит, скажите, ради Бога!

- Этот вонючий джеп бросился на меня!

- Это была ошибка, Анджин-сан, - сказала Марико. - Я извинилась перед сеньором Пезаро.

- Марико? Это вы, Марико-сан?

- Хай, Анджин-сан. Хонто. Хонто.

Она подошла ближе. Пистолеты боцмана не спускались с Каны. Она была вынуждена задеть за него, проходя мимо, и ей потребовалось приложить еще больше усилий, чтобы не выхватить свой нож и не выпустить из него кишки. В этот момент открылась дверь. Молодой штурвальный вошел в каюту с ведром воды. Он удивленно глянул на пистолеты и выскочил обратно.

- Где Родригес? - сказал Блэксорн, пытаясь заставить работать свою голову.

- Наверху, где и следует быть хорошему кормчему, - сказал боцман, его голос звучал раздраженно, - Этот джеп хотел меня зарубить, ей-богу!

- Помоги мне выйти на палубу, - Блэксорн ухватился за борта койки. Марико взяла его за руку, но не смогла поднять его.

Боцман махнул пистолетом на Кану.

- Скажи ему, чтобы он помог. Скажи ему, что если на небесах есть Бог, то он будет висеть на нок-рее до конца вахты.

Первый помощник капитана Сантьяго отодвинулся от секретного отверстия в стенке кают-компании, последнее "Ну, тогда все решено", сказанное дель Аквой, все еще звучало в его мозгу. Бесшумно он проскочил через темную каюту, вышел в коридор и тихонько закрыл дверь. Он был высокий, сухощавый мужчина с живым лицом, он носил напомаженную косу в виде свиного хвоста. Его одежда была опрятной, и, как и большинство моряков, он ходил босиком. В спешке он проскочил по коридору, бегом пересек главную палубу и взбежал на ют, где Родригес беседовал с Марико. Он извинился, наклонившись, прижался ртом к уху Родригеса и начал выкладывать все, что услышал и о чем был послан подслушивать, так, чтобы никто на юте не мог присоединиться к ним.

Блэксорн сидел на палубе на корме, облокотившись на планшир, голова его лежала на согнутом колене. Марико сидела с прямой спиной, повернувшись лицом к Родригесу, как это принято у японцев, а Кана, самурай, мрачно стоял сбоку. Вооруженные моряки толпились на палубах и расположились в "вороньем гнезде", наверху, еще двое - у штурвала. Корабль все еще был поставлен против ветра, воздух и ночь были чистыми, ореол вокруг луны был больше, дождь недавно кончился. В ста ярдах бортом к кораблю под прицелом его пушек стояла галера, весла были вытащены на палубу, кроме двух с каждой стороны, которые удерживали ее на месте; слабое приливное течение относило ее в сторону. Рыбацкие лодки, находившиеся в засаде с неприятельскими лучниками-самураями, приблизились, но еще не нападали.

Марико следила за Родригесом и помощником капитана. Она не могла слышать, о чем они говорят, но даже если бы и могла, ее воспитание заставило бы ее предпочесть не вслушиваться. Интимность в бумажных домах была невозможна без вежливости и предупредительности, без интимности цивилизованная жизнь не могла бы существовать, поэтому всех японцев учили слышать и не мешать. Для общего блага.

Когда она пришла с Блэксорном на палубу, Родригес слушал, что говорил боцман и ее сбивчивое объяснение: это была ее ошибка, она неправильно поняла слова боцмана, и это заставило Кану обнажить меч, чтобы защитить ее честь. Боцман слушал, ухмыляясь, его пистолеты все еще были направлены в спину самурая.

- Я только спросил, не была ли она любовницей англичанина, ей-богу, она так спокойно умывала его и запихивала в гульфик его сокровища.

- Убери свои пистолеты, боцман.

- Он опасен, говорю я вам. Его надо связать!

- Я прослежу за ним. Иди на нос.

- Эта обезьяна убила бы меня, не будь я попроворней. Вздернуть его на нок-рее! Мы сделаем это в Нагасаки!

- Мы не в Нагасаки - иди отсюда! Живо! Когда боцман ушел, Родригес спросил:

- Что он сказал вам, сеньора? На самом деле?

- Это - ничего особенного. Извините.

- Я извиняюсь за высокомерие этого человека перед вами и перед самураем. Пожалуйста, передайте самураю, что я извиняюсь перед ним, прошу его прощения. И я официально прошу вас забыть все оскорбления, нанесенные боцманом. Вашему сюзерену или мне не поможет, если на борту произойдут неприятности. Я обещаю вам, что я разберусь с ним по-своему и в удобное время.

Она поговорила с Каной, и под ее нажимом он наконец согласился.