Сеятель снов

− Скорее, миссис Фрай! Чего вы ждёте?! – Фредди говорил прямо в ухо Джейн, чтобы дождь не заглушил его слова.

− Вам есть для кого беречь себя, а, миссис Фрай?

Смех старика перешёл в безумный хохот, который, казалось, заглушал всё вокруг, даже ливень.

− Милая Джейн, славная Джейн! Тебе есть для кого беречь себя, а, Джейн?

Последнее, что услышала Джейн, прежде чем они отбежали достаточно далеко – новый приступ кашля, громкий, как последний аккорд реквиема.

Они добрались до машины, промокшие и испуганные, забрались внутрь и несколько минут просто сидели молча. Никто не нарушал благословенную тишину. Джейн была белее мела. Её заколка вновь беспомощно повисла на мокрых спутанных волосах, но она не спешила собрать их. Фредди, сидя на водительском сидении, виновато посматривал в зеркало заднего вида то на неё, то на Джереми.

Джереми напряжённо думал, откуда Бауэрман знает Джейн. К окончательному выводу он пришёл, когда Фредди завёл мотор. Мистер Николас Бауэрман никогда не знал Джейн Фрай. Он лежит сейчас без сознания на площади у городского кафедрального собора. Он лежит рядом с гранитным монолитом, проклинающим безликих злодеев из тёмного прошлого древнего города. Он скоро умрёт, так и не прикончив последнюю пачку Голуаз. Ему снятся странные сны, но Джейн в них нет. Потому что он никогда не знал Джейн Фрай. Но он назвал её по имени. Ни Джереми, ни Фредди не называли Джейн по имени при Бауэрмане. Фредди назвал лишь её фамилию, но старик вряд ли мог расслышать при таком сильном ливне.

Глава 6. Уитлы

− Он мог прочесть мои инициалы, − сказала Джейн, глядя на свой белый платок с вышитыми на нём Д.К.Ф.

− Да не переживайте вы так, − отозвался Фредди с водительского сидения, − старик наверняка слышал, как я называю вас по фамилии, а имя Джейн одно из самых распространённых. Он мог выкрикнуть наугад. Может быть, так зовут его жену. Да он же из ума выжил! Хоть, надо отдать ему должное, историю города знает хорошо.

Джереми, не отрываясь, смотрел на побледневшую Джейн и, в то же время, был далеко от неё. Он блуждал в путаных сновидениях умирающего Бауэрмана, но почти ничего не мог увидеть. Старик погружался во мрак, сновидения оставляли его, потому что он уходил в небытие.

Гроза оказалась непродолжительной, ливень быстро сошёл на нет, превратился в холодную изморось, а вскоре и вовсе утих. Небо над Карлайлом немного прояснилось, стало будто чуть-чуть светлее, но фонари уже вовсю горели на аккуратных улочках, а город окутывали сентябрьские сумерки. Ленд Ровер свернул на ярко освещенную Леттерби-стрит. В тёплом свете фонарей улица выглядела, как нарисованная акварелью, сошедшая с полотен Уильяма Тёрнера, Пола Сэндби или Томаса Гертина. Мокрый асфальт отражал свет от фонарей, окрашенные осенью деревья тянулись ветками к аккуратными симметричным домам в классическом английском стиле – преимущественно георгианском, а сами дома тянулись друг к другу, простираясь более вширь нежели ввысь.

− Какой там номер дома? – спросил Фредди, обыскивая карманы в поисках блокнота с точным адресом Уитлов.

− Семнадцатый, − ответила Джейн. Она понемногу приходила в себя и даже успела поправить причёску, что не сильно изменило её потрёпанный вид. Джереми не терпелось выйти, наконец, из машины и сменить мокрую одежду на сухую. Он был очень вымотан.

Дом Уитлов стоял немного поодаль от других домов и, в общем-то, ничем особенно не выделяясь, он отличался, как горные луга отличаются от степных равнин. Есть люди, которые верят, что у вещей и предметов есть память. Вещи помнят руки, которые к ним прикасались, голоса, запахи, лица, быть может, даже настроение владельцев. Если так, то дом Уитлов помнил многое. Ведь дома – это те же вещи, которые вмещают в себе множество других вещей. Есть дома без воспоминаний, можно назвать их младенцами. Джереми не любил такие дома, потому что сам жил в одном из них. Он был убеждён, что дома-младенцы скучные и жадные до новых воспоминаний и впечатлений, они требуют, чтобы их поскорее наполнили и всегда готовы разныться и распустить сопли. Дом Уитлов не был младенцем. Он хранил в себе слишком много воспоминаний, но не слишком счастливых.

Он был построен в георгианском стиле, как и большинство домов на Леттерби-стрит, однако выглядел старше и величественнее. Аккуратная кирпичная кладка, пять симметричных окон на главном фасаде, парные трубы на крыше с невысоким скатом, массивная двойная дверь с арочным входом в обрамлении пилястр с псевдоантичной лепниной, по бокам – два висячих фонаря с витиеватой ковкой. К входной двери вели крутые ступеньки, засыпанные опавшими листьями.

− Странный дом, − сказала Джейн, когда они с Джереми остановились перед ступеньками, ведущими к двери. – Вроде бы абсолютно симметричный, но, в то же время, таковым почему-то не кажется.