Сэйв

Сейчас мы с девочками лежим на диване у Терезы с Джоном и пересматриваем «Дневник памяти» с Райаном Гослингом. До этого мы уже успели поплакать над «Дорогой Джон», «До встречи с тобой» и «Помни меня». Ладно, всем наверняка должно быть понятно, по какой причине мне так нравится рыдать в последние дни, но почему эти мазохистки по соседству то и дело соглашаются на мои авантюры, мне не ясно.

Психопатки, честное слово.

– Это называется дружба, Эм, – недовольно выдыхает слева от меня Ван, в очередной раз сморкаясь в бумажную салфетку.

Черт, кажется, я назвала их психопатками вслух.

– Боже, Райан такой классный, – всхлипывает сидящая справа Тереза. – Мне никогда не найти себе такого идеального мужа.

– Детка, я ничего не имею против фантазий о Райане, но… – заявляет о своем присутствии Джон, разливающий нам мартини.

– Прости, милый, но ты должен знать, что если Гослинг когда-нибудь узнает о моей любви, то я тут же брошу тебя.

– О, не переживай, любимая, я тоже уйду от тебя к Лане Роудс, если она когда-нибудь ответит мне в директе.

Тереза тут же перестает плакать и поворачивается к Новаку.

– В смысле ответит в директе?

Джон запрокидывает голову и начинает хохотать, направляясь к нам с бокалами.

– Я люблю тебя, детка.

– Джон, отвечай на вопрос.

Мы с Ван начинаем смеяться с этих двоих, позабыв о том, что на экране Ноя и Элли разлучают родители. Новак наклоняется к Терезе и смачно целует в губы, после чего ставит мартини на журнальный столик перед нами.

– Ни одна девушка в мире не будет более прекрасной женой, чем ты, Тереза без двух месяцев Новак. Так что знай, что, если вдруг Райан Гослинг появится в нашей жизни, я не сдамся без боя. Уверен, я уделаю его одной левой! – показывая бицепс, восклицает Новак, и мы начинаем хохотать. – Так-то лучше, девочки. С улыбкой на губах вы смотритесь лучше, чем в соплях и слезах. А еще, возможно, в слюнях. Но слюни могут быть вызваны тем, что от меня исходит аромат булочек с корицей. Да, Эмили?

Я запрокидываю голову к потолку и продолжаю смеяться, когда Джон подмигивает мне.

– Спасибо, Джон, – улыбаюсь я, когда он протягивает мне мой бокал треугольной формы, который переливается зеленым из-за подсветки кухонного гарнитура позади нас. Я делаю глоток, морщусь от горькой жидкости, стремительно растекающейся внутри организма.

– Всегда пожалуйста. Мне пора на тренировку. Тереза, просто предупреждаю, что у тебя нет шансов с Райаном. Помни об этом, пожалуйста, когда напьешься.

Тереза издает смешок и целует своего парня, когда он наклоняется к ней.

– Пока, Джон! – в унисон кричим мы уходящему Новаку.

– А он классный, – шумно выдыхает Ван.

– Да-а-а, задница зачетная, – неожиданно выдает Тереза.

– Прости, мы еще не настолько пьяны, чтобы обсуждать задницу твоего жениха, – фыркаю я, и подруги хрюкают от смеха.

– Какой это бокал по счету? – интересуется Ван.

– Пей молча, а. – Подталкиваю ей бокал, и она усмехается.

Еще около часа мы проводим за просмотром нашей любимой мелодрамы, обложившись горой платочков. Когда фильм заканчивается, никто не произносит ни слова. В тишине вокруг слышны лишь наши рыдания.

Почему я знаю, что после этого фильма буду рыдать, но каждый раз пересматриваю его снова и снова?

Это болезнь. Предлагаю зафиксировать ее в перечне, если такой вообще есть.

Болезнь Райана Гослинга.

А что? Звучит круто.

Именно такой диагноз должен быть в моем больничном сейчас.

За окном уже начинает темнеть, хотя на часах всего восемь вечера. На небосводе появляется едва заметное очертание месяца. С третьего этажа, на котором расположена квартира Терезы и Джона, видно, как запорошило машины, припаркованные на обочине, и как снежинки с капота одной из них улетают наверх от дуновения ветерка.

Это наводит на мысли о Мэттью. И я вдруг отчетливо осознаю, что у меня все же лихорадка.

Лихорадка Мэттью Дэвиса, и она развивается настолько стремительно, что уже даже поражает мой мозг. Я чувствую, что он отказывает.

– Элли вот поняла, что готова пойти на все и бороться за свою любовь до самого конца… – тихо произносит Тереза. – Честно, зная тебя не такой долгий промежуток времени, могу сказать, что решила было, что ты никогда не сдаешься.

– О, обычно она никогда не сдается, – кивает Ван, пристально глядя на меня своими темными глазами. – Неужели Мэттью не стоит того, чтобы бороться за него?

– Все сложно, – шепчу я.

– Что сложного? – вскидывает бровь Тереза. – Ты ведь даже не попыталась с ним поговорить.

– Я видела, как он был зол, – отрицательно мотаю головой я.

– Он был в шоке. На эмоциях. Это нормальная реакция.

– Если бы он хотел, то написал бы…

– А ты сама ему написала? То есть если бы он хотел, то написал бы, а что мешает захотеть тебе?

– Для человека, который выпил две бутылки мартини, ты толкаешь слишком умные речи… – шепчу я, и Ван усмехается.

– Поезжай к нему.

– Что? Прямо сейчас?

– А в чем проблема. Все, я вызываю тебе такси! – подпрыгивает на месте Тереза.

– Я ужасно выгляжу.

– Отлично. Пусть ему будет совестно, – шикает Ван, и я хихикаю.

– А что я ему скажу?

– Что любишь.

– Люблю?