Секрет. Беседы о суфизме

Только на днях Нирвана получил письмо из индийского посольства в Америке. Он обращался за визой. В визе ему отказали, а причина в письме приведена такая: «Если бы вы обратились за визой для пребывания в любом другом учреждении, кроме Ашрама Раджниша, вы бы ее получили, но с такой целью мы вам дать визу не можем. Вы просили разрешения на пребывание в неправильном учреждении».

Сатьямева Джайят – Истина всегда побеждает.

Почему вы так боитесь? Пусть люди приедут и посмотрят. Ведь будет лучше, если они увидят неправду моего существа – тогда они ко мне и не придут.

А у вас есть тысячи других учреждений, поддерживаемых правительством, поддерживаемых массами. Меня не поддерживает никто. Меня не поддерживают ни массы, ни правительство. Я существую сам по себе. Мои люди существуют сами по себе. Мы не живем за счет чьей-то благотворительности.

Так чего же нас бояться? Но причина есть: даже крошечного луча истины достаточно, чтобы разрушить целый океан тьмы.

Четвертый вопрос:

Ошо, почему ты так безжалостен к политикам?

Я расскажу тебе одну историю. Она будет моим ответом.

Один человек купил очень породистого и дорогого молодого ослика, но, вернувшись с ним домой, обнаружил, что тот сопротивляется всем попыткам его оседлать, не говоря уж о том, чтобы нести поклажу. Наконец, расстроенный, он обратился к дрессировщику ослов, пользующемуся некоторой известностью.

– Этот пожиратель сена обошелся мне в целую кучу денег и ни черта не хочет делать. Как по-вашему, сможете вы помочь?

Не говоря ни слова, дрессировщик схватил здоровенную дубину и огрел осла прямо между глаз так, что тот аж сел на землю.

– Он стоит тысячу чертовых баксов, а вы колошматите его деревяшкой? – завопил негодующий владелец.

– Послушайте, – спокойно ответил дрессировщик, – когда имеешь дело с ослом, первое, что нужно сделать, это привлечь его внимание.

Пятый вопрос:

Я часто слышу, что ты говоришь о бунте. Священники, монахини и родственники, которые определяли мое воспитание, сейчас состарились и потеряли силу. Большинство из них мертвы. Кажется бесполезным бунтовать против этих беспомощных стариков. Теперь я сам превратился в священника, в свод доктрин. Я чувствую, что бунтовать против чего бы то ни было вне меня – напрасная трата времени, да и просто бессмысленно. Это делает ситуацию гораздо более запутанной и обескураживающей. Представляется, что «я» должно бунтовать против самого себя. Я понимаю, что поднимать этот бунт должно не сущностное «я», не подлинное лицо, а воспитанное «я», заменитель. Но ведь это единственное «я», которое у меня есть или с которым я знаком. А как заменитель может бунтовать против заменителя?

Бунт, о котором я говорю, не направлен против кого-то. На самом деле, это не бунт, а лишь понимание. Вы не должны бороться с внешними священниками, монахинями, родителями, нет. И вы также не должны бороться с внутренними священниками, монахинями, родителями. Потому что, какими бы они ни были, внешними или внутренними, они от вас отделены. Внешнее отделено, и внутреннее тоже отделено. Внутреннее – это лишь отражение внешнего.

Ты совершенно прав, когда говоришь: «Кажется бесполезным бунтовать против этих беспомощных стариков». Я не призываю тебя бунтовать против этих старых, беспомощных людей. И я также не призываю тебя бунтовать против всего того, что они в тебя внедрили. Если ты восстанешь против своего собственного ума, это будет реакцией, а не бунтом. Обрати внимание на это различие. Реакция происходит из гнева, реакция насильственна. Когда ты реагируешь, тебя ослепляет ярость. Реакция ведет тебя к другой крайности.

Например, если твои родители учили тебя быть чистоплотным, каждый день мыться, и все такое, если с самого начала тебе говорили, что чистота – это самое важное после Бога, а потом ты однажды взбунтовался, что тогда ты будешь делать? Ты перестанешь мыться. Ты начнешь жить в грязи.

Именно так поступают хиппи всего мира. Они думают, что это бунт. Но они просто перешли к другой крайности. Их учили, что чистота превыше всего после Бога, а теперь они считают, что превыше всего грязь и неопрятность. От одной крайности они перешли к другой. Это не бунт. Это ярость, гнев, это месть.