Секрет Боттичелли. Загадка потерянных и обретенных шедевров

Боттичелли был не единственным флорентийцем, чье наследие страдало в Париже времен Молини. Дух скептического, рационального познания той эпохи не терпел гиперхристианскую «Божественную комедию» Данте. Для многих мыслителей эпохи Разума век Веры Данте был подобен опасному наркотику, который нужно было держать подальше от масс. Многие мыслители, от Иммануила Канта и Дэвида Юма до Томаса Джефферсона и Дени Дидро, открыто критиковали средневековый характер, который Эдвард Гиббон назвал «мусором»[379]. Как заметил один критик, «иллюстрациями Боттичелли к Данте никто не будет восхищаться, пока не будут вновь восхищаться самим Данте»[380].

Один мыслитель, в частности, испытывал неприязнь и к Данте, и к его Средневековью. Франсуа-Мари Аруэ, также известного как Вольтер, можно считать отцом современных интеллектуалов. Эксперты, раздувающие очередной скандал на страницах The New York Times, анализирующие текущий кризис на CNN и ежедневно изрекающие свои истины в Twitter, в долгу перед этим философом и литератором, родившимся в, казалось бы, далеком 1694 году, но наделенным талантом всегда казаться современным и актуальным. Все в нем говорило о его вольнодумстве, от запоминающихся изречений до экстравагантных привычек и скандального образа жизни: вероятно, он был зависим от кофеина, поглощая кофе с утра до вечера[381]., и никогда не был женат, проведя почти два десятилетия в страстном романе с замужней женщиной-ученым. И лишь немногие писатели в истории обладали его талантом создавать «вирусные» цитаты. Si Dieu n’existait pas, il faudrait l’inventer: Если бы Бога не существовало, его нужно было бы придумать[382]. Écrasez l’infâme: Раздавите гадину (Римско-католическую церковь)[383]. Фразы, подобные этим, стали настолько известны, что превратились в крылатые выражения и лозунги, служащие боеприпасами в культурных войнах, которые с удовольствием бы вел Вольтер. Вольтер был настолько широко известен, что в его честь целая эпоха была названа вольтеровской, l’époque de Voltaire.

В своем популярном «Философском словаре» Вольтер высмеивал весьма эксцентричный стиль Данте за несоблюдение классических литературных канонов и называл его salmigondis, сборной солянкой[384]. А в броском письме к яростному обличителю Данте в Италии, иезуиту Саверио Беттинелли, Вольтер и вовсе назвал Данте fou, сумасшедшим, а его произведения – monstre, чудовищем[385]. Как будто этих подстрекательских замечаний было недостаточно, Вольтер нанес решающий удар: «Никто больше не читает Данте», – торжествующе заметил он в своих «Философских письмах» 1756 года[386]. Как Боттичелли нашел могущественного врага в лице Вазари, так и Данте встретил своего заклятого врага в лице главного представителя Просвещения. Друзья Вольтера по философскому цеху были еще более жестоки: они не нападали на «Божественную комедию» Данте, это якобы безумное литературное чудовище, они просто ее игнорировали[387].

* * *

Несколько десятилетий спустя, когда эпоха Просвещения отступила и в противовес ей возникли такие движимые эмоциями течения, как культ сентиментализма в Великобритании и «Буря и натиск» в Германии, поэзия Данте стала встречать менее враждебных читателей, а полотна Боттичелли – менее холодные взгляды. Данте, в частности, пережил удивительное возрождение. Он стал центром внимания предромантических авторов, в частности итальянского поэта-патриота Витторио Альфьери, который в поэме 1783 года назвал Данте grande padre, великим отцом, что было характерно для нового поколения итальянских и европейских писателей, стремившихся использовать энергию иконоборческого видения Данте в своих произведениях[388]. Братья Август Вильгельм и Фридрих Шлегели из Германии в 1790-х годах создали серию эссе, в которых подчеркивали символическую силу «Божественной комедии» Данте и утверждали ее статус «романтического» произведения – Фридрих Шлегель даже назвал Данте «святым отцом и основателем современной поэзии»[389]. Имя Данте становилось условным обозначением чистого воображения и героической решимости, и писатели стали прославлять «Комедию» за те же качества, за которые Вольтер и его сторонники прежде ее осуждали[390].