Секрет долголетия

— Ясно, не о том, что измеряют аршином. Можно и до потолка вытянуться, а остаться маленьким человечком, — закончил поэт.

В первые годы существования журнала Маяковский часто захаживал в редакцию, принимая активное участие в так называемых «темных» совещаниях, где обсуждались сюжеты для рисунков наших художников. У поэта был огромный опыт «Окон РОСТА», и соревноваться с ним в придумывании тем мог только профессиональный «темач» Михаил Александрович Глушков — человек редкостного остроумия, подчас в словесных турнирах бравший верх даже над таким уникальным острословом, как Владимир Владимирович.

Оба они хорошо играли на бильярде, причем состязания у них протекали своеобразно: перед очередным ударом игрок должен съязвить по адресу партнера, а тот, в свою очередь, обязан немедленно ответить встречной остротой. И в таких схватках Глушков тоже нередко «переигрывал» Маяковского…

Играть они любили в Большой Московской гостинице, рядом с нашей редакцией, где стоял зеленый стол с шарами из слоновой кости, и мы часто отправлялись туда не столько любоваться игрой, сколько следить за великолепным словесным поединком. Зрители, удобно расположившись вокруг, премировали особенно удачные остроты, бросая на зеленое поле серебряные двугривенные. Маяковский, как ребенок, радовался этому поощрению, с наслаждением сгребая их со стола, точно крупье в рулетке…

Владимир Владимирович, как известно, относился к своему творчеству с предельной требовательностью. Вспоминаю, что, сдав нам свое сатирическое стихотворение «Помпадур», он уехал в Крым. И вот уже с дороги, продолжая думать о своем «Помпадуре», поэт дал в редакцию телеграмму с просьбой заменить два слова словами, показавшимися ему более выразительными.

О другом характерном для Маяковского случае рассказывал мне один из редакторов журнала, Николай Константинович Иванов-Грамен. Когда поэт, которого называли «Маячок», «Маяк» и «Маячище», приносил рукопись в редакцию, ему, бывало, делали по стихам отдельные замечания.

— Значит, нужно исправить, — решает Маяковский. Усаживается на подоконник, думает, пишет, зачеркивает. Опять думает. Опять пишет. Кто-то говорит:

— Да оставьте, не переделывайте! Нас здесь человек десять, а не понравилось всего одному.

Маяковский замечает:

— То есть десяти процентам! А «Крокодил» читают тысяч шестьсот. Значит, не понравится шестидесяти тысячам. Как же можно не переделывать?..

Хочется развеять и совершенно неверное представление о Маяковском как о человеке грубоватом, несдержанном и даже агрессивном в тех случаях, когда с ним почему-либо не соглашались. В качестве примера приводят его выступления в большой аудитории Политехнического музея. Но надо вспомнить время и обстановку, в которой они проходили. В публике было немало злобных обывателей, торговцев-нэпачей, ненавидевших поэта за художественное разоблачение мещанства. Вполне естественно, что, парируя злобные реплики, а часто свист и улюлюканье, Маяковский действовал по всем правилам стратегии бескомпромиссного боя. Да, в такой обстановке он преображался и разил противника беспощадно. А в жизни был он человеком скромным, даже застенчивым, с нежной и тонкой душой, доброй, отзывчивой, легко ранимой…

* * *

Точку зрения К. С. Еремеева на советскую сатиру как верную помощницу партии горячо разделял его ближайший друг Демьян Бедный. Недаром в одном из своих раешников поэт писал:

Дорогие наши читатели,
Друзья-приятели!
У кого какие разумные планы и виды,
Кто пострадал от незаслуженной обиды,
Кто может указать сокрытые преступления
Иль обнаружить застоявшуюся грязь,
Пишите нам письма без промедления,
Держите с нами деловую связь,
Потому —
Крокодилу самому
Не добраться до каждой щели и до каждого канальца.
А мы не хотим высасывать материал из пальца.
Печатаем мы краснокрокодильские тетради
Не зубоскальства ради,
А чтоб предавать карающему смеху
Все, что составляет для Советской власти помеху…

Подписывавшийся под многими материалами в журнале «краснокрокодильский секлетарь Демьян Бедный», он был удивительно подвижен, охотно принимая участие в крокодпльскпх рейдах. То он в Сормове, то в Иваново-Вознесенске, то на Урале. В экстренных случаях он летал и на первых советских самолетах; Л. Сосновский писал в «Правде» о «летающем Демьяне».

Его популярность была действительно всенародной. В одном из своих писем в редакцию рабочие обращались к нему так:

«Товарищ Демьян, пропиши нам насчет политики подробно, как ты пишешь, так мы очень хорошо понимаем, потому что выговор у тебя очень приятный…»