Посередине их мастерской стоит широчайший стол, за которым художники занимают свои насиженные места. Около каждого лежат его любимые кисти, карандаши, резинки. Крылов даже во время обсуждения темы очередной работы умудряется не выпускать из рук кисть. Он беспрерывно делает акварельные наброски на небольших кусочках ватмана. Это либо пейзаж морского берега, либо цветистая долина в окружении гор, либо скромный, но такой привлекательный букетик жасмина, что, кажется, чувствуешь его пряный аромат. Куприянову не сидится на месте — он широко шагает по мастерской, бросая замечания, помогающие точнее решить тему рисунка. А Соколов уже набрасывает карандашом на фанерном пюпитре эскиз будущей карикатуры. Затем он передает его Крылову. Порфирий Никитич откладывает в сторону недорисованные горы и делает исправления. Шагающий по мастерской Михаил Васильевич подходит сзади к Крылову и внимательно разглядывает эскиз, потом молча берет его, садится и вносит свои поправки, обычно завершающие обсуждение будущей карикатуры. Потом кто-либо один обводит набросок тушью…
Насколько убийствен сарказм Кукрыниксов в изображении врагов, можно судить по тому, что Гитлер распорядился включить их в число лиц, подлежащих немедленному уничтожению после взятия Москвы.
Рядом с Кукрыниксами в сонме уникального коллектива художников-крокодильцев сверкал талант Аминадава Моисеевича Каневского — художника настолько своеобразного, что никто даже не пытался ему подражать. Секрет необычайной выразительности его карикатур таится в его «когтистом» штрихе, разворачивающемся в рисунке, точно тугая пружина, заряженная динамикой мысли. Сам Каневский называл свой штрих «шерстистой линией», метко оттенив его занозистость и колючесть.
Когда я однажды по обыкновению зашел в уютную мастерскую Аминадава Моисеевича, он заканчивал свой новый рисунок на старую тему: два барана, два великих упрямца — черный и белый — столкнулись на узеньком мостике и ни за что не дают пройти друг другу.
С первого взгляда меня поразила ярчайшая выразительность композиции. Хотя рисунок посвящен всего только двум баранам, художнику удалось создать типический образ упрямства.
Я обратил внимание на целую стопку карандашных набросков, лежащих на столе.
— Для чего это столько вариантов одной и той же темы? — удивился я.
— А это уже кухня творчества, — улыбнулся Аминадав. — Такие наброски всегда предшествуют у меня появлению рисунка в окончательном виде…
С. Маршак посвятил Каневскому теплые и трогательные строки:
Не перечесть твоих уснехов.
Твои рисунки увидав,
Тебе, мой друг, сказал бы Чехов:
— Благодарю, Аминадав!
Ты украшал на радость детям
Страницы прозы и стихов
И превосходно — мы отметим —
Изображал ты петухов!
Я с бесконечною любовью
Тебе желаю всяких благ,
И долголетья, и здоровья!
Твой современник С. Маршак.
Уже в 1917 году в большевистской «Правде» появилась первая карикатура Льва Григорьевича Бродаты.
Редакция «Правды» принимала активное участие в организации сатирического журнала «Красный дьявол», редактором которого был Бродаты. Любопытная деталь: все рисунки для первого номера журнала ему пришлось делать самому. Помогать было некому. Пришлось даже поместить в журнале объявление: «Долой саботаж! Товарищи художники и литераторы, поддерживайте наш журнал, посылайте свои произведения!»
Журнал просуществовал до 1919 года, когда Бродаты ушел добровольцем в Красную Армию, чтобы участвовать в обороне Петрограда от полчищ Юденича.
Я видел, как работал Бродаты. После того, как тщательно и всесторонне была продумана готовящаяся карикатура, он быстро, очень быстро набрасывал ее на бумагу — смело, решительно, энергичным, категоричным штрихом. При этом он успевал еще бросать реплики своему собеседнику, улыбался, когда ему удавался особенно характерный штрих, точно выражавший мысль. И, отвлекаясь на несколько секунд от рисунка, он сверлил вас близоруким, пронзительным взглядом своих карих глаз.
Однажды Бродаты играл с сидевшим у него Костей Ротовым в шахматы и одновременно рисовал заказанный для «Крокодила» рисунок. Партия закончилась одновременно с рисунком. Обычно Ротов засиживался у Бродаты допоздна, а на этот раз отказался сыграть еще одну партию и отправился домой. Оказалось, ему настолько понравилась сделанная Бродаты работа, что он решил заново переделать свой, уже подготовленный к сдаче рисунок…
Больше двадцати лет жизни отдал Бродаты работе в «Крокодиле». Он был не только карикатуристом, но и художественным редактором и автором нового графического лица журнала. Юлий Ганф вспоминал, что когда он однажды принес Льву Григорьевичу свой рисунок для номера, тот долго на него смотрел и потом вдруг предложил напечатать его навыворот, то есть так, чтобы вместо черного штриха на белом фоне получился белый штрих на черном. Ганф согласился, и рисунок приобрел мрачноватый оттенок, более соответствующий теме, стал гораздо выразительнее.