Секрет долголетия

Выйдя с вокзала, мы сразу столкнулись с творчеством Демьяна Бедного. Тогда на бывшей Знаменской площади еще высился памятник Александру III. По сокровенной мысли талантливого ваятеля Паоло Трубецкого, это была скульптурная карикатура на царя. Его тяжеловесная, неуклюжая фигура раздавила Россию. И вот по постановлению Петросовета на постаменте была высечена надпись, принадлежащая меткому перу Демьяна:

ПУГАЛО

Мой сын и мой отец при жизни казнены,

А я пожал удел посмертного бесславья.

Торчу здесь пугалом чугунным для страны,

Навеки сбросившей ярмо самодержавья!

— Здорово, Ефим Алексеевич, — улыбнулся Еремеев. — Всего в четырех строках сразу с тремя самодержцами расправился…

— Ну как же, дядя Костя, когда я их сочинял, то все время помнил, что каждую букву будут в мраморе высекать. Это не шутки! Очень дисциплинирует. Мне кажется, если бы каждый поэт знал, что его строки будут высекать в камне, стихи стали бы короче и выразительнее…

И снова шагают они по легендарному городу, с которым связано столько боевых воспоминаний. Ведь К. С. Еремеев был членом Петроградского военно-революционного комитета, руководившего Октябрьским восстанием, а Демьян Бедный печатал здесь свои знаменитые басни, работая в редакции дореволюционной «Правды».

Недаром Д. С. Моор в первом октябрьском номере «Крокодила» нарисовал вместо благородной девицы, воспитывавшейся в бывшем Смольном женском институте, обвешанного пулеметными лентами балтийского матроса, придав ему явное сходство с дядей Костей. И вот эта «Институтка образца 1917 года» из Смольного снова гуляет по Невскому…

При Еремееве дух коллективизма пронизывал всю работу редакции. В один весенний день, когда ярко светило солнце, накаляя воздух в маленькой, душной комнате, дядя Костя позвонил Демьяну:

— Привет, Ефим Алексеевич! Ты прохлаждаешься у себя в Мамонтовке, а мы должны потеть в Охотном ряду. Где же справедливость? Если не хочешь сам попасть на вилы, вызывай машину и едем снимать дачу для крокодильцев!..

Через полчаса Демьян, для которого слово Еремеева было законом, появился в редакции, и вскоре мы уже мчались по Ярославскому шоссе на потрепанном «Паккарде», вызванном из ав-тоброневого отряда ВЦИК. А еще через час мы сняли на окраине Клязьмы две большие двухэтажные дачи. Помню, как наш распорядительный директор издательства А. Ратнер слюнявил кредитки, отсчитывая аванс алчным дачехозяевам. (В скобках добавлю, что в ближайшую получку эти деньги были удержаны из нашего гонорара…).

— Друзья, мы с Демьяном приготовили вам сюрприз, — по обыкновению лукаво улыбаясь, сообщил крокодильцам дядя Костя. — Завтра всем скопом переезжаем на дачу с чадами и домочадцами. Представляете, какие замечательные темы мы выдумаем на свежем воздухе?

Авторитет Еремеева был непоколебим, и наутро редакционный грузовик уже перевозил на Клязьму домашний скарб Еремеева, Моора, Черемныха, Малютина, Лебедева-Кумача, Пустынина… Первое темное совещание с участием Демьяна Бедного под сенью березок и елей прошло, как и предсказал Еремеев, очень продуктивно…

* * *

Дядя Костя любил литературного секретаря журнала Василия Ивановича Лебедева-Кумача. Этот большой поэт полностью и безраздельно отдался работе в журнале. Вся редакция состояла у нас тогда из семи человек, включая курьера, а «Крокодил» выходил четыре раза в месяц на шестнадцати полосах. Лебедеву-Кумачу приходилось очень много времени отдавать технической работе. Он держал корректуру, писал ответы на читательские письма, обзванивал авторов, заказывал материалы, созывал совещания.

С именем Лебедева-Кумача была тесно связана новая форма массовой работы, еще более способствовавшая росту популярности журнала. Нашим художникам было заказано сделать из папье-маше фигуру большого красного крокодила, полую внутри. В нее влезал Кумач и в таком виде выходил на сцену больших рабочих аудиторий, с нетерпением ожидавших приезда Крокодила. Эти выступления затрагивали местные темы, злобу дня предприятия, и фактический материал для них собирался предварительно, а затем обрабатывался поэтом, обретая стихотворную форму.

Иногда мы приезжали на завод неподготовленными. За несколько часов до выступления мы сами собирали факты. Василий Иванович, примостившись где-нибудь за сценой клуба, вставлял этот материал в заготовленный заранее каркас своего стихотворного фельетона.

Успех таких выступлений был повсеместным. Хотя, казалось бы, все присутствующие понимали, что в крокодильекой фигуре находится человек, но восхищение публики вызывало именно появление «живого» красного крокодила. Рождался тесный контакт со зрительным залом, который в театре, например, является непременным спутником большого успеха. А тут Крокодил прохватывал не каких-то литературных персонажей, а конкретных местных бракоделов, лодырей, бюрократов из заводоуправления…

После выступления Кумач вылезал из чучела потный, усталый, но на его лице сияла счастливая улыбка… Сказывался большой эмоциональный подъем, вызываемый живой, непосредственной действенностью его выступлений, восторженным реагированием рабочей публики.