— О, не давите на нее, лорд Даттон, — вмешалась София. — Вы же отлично понимаете, чего так хочет миссис Уоррен, а именно — лорда Ставертона, и он хочет ее, дорогой мой, и они непременно поженятся в следующем месяце и будут очень довольны и определенно скучны своей респектабельностью. И у вас и у меня будет очень мало причин навещать их. Кстати, о визитах, как прошла ваша встреча на рассвете с лордом Генри? Я так мало знаю об этом, но, кажется, все должно быть невероятно интересно.
— Мы хорошо размялись, леди Далби, — сказал он, отводя взгляд от Энн с таким холодным пренебрежением, что это можно было принять за комплимент высшей пробы. — Более того, мы положили конец нашему спору.
— А разве между вами не было заключено пари? — спросила София.
— Было, — ответил Даттон, — и Блейксли его выиграл, о чем я должен с сожалением сообщить.
— Как печально, — сказала она. — Возможно, в следующий раз вам повезет больше.
После чего взгляд Даттона снова, будто магнитом, притянулся к Энн. Вот это мило.
— Может быть, — сказал Даттон.
— О, здравствуй, Маркем, — воскликнула София, поворачиваясь в кресле, чтобы подать сыну руку.
Маркем, граф Далби, поцеловал ее и потом поприветствовал миссис Уоррен с той же учтивостью, кивнул Даттону и слегка поклонился, на что Даттон ответил тем же, старательно избегая смотреть на Энн. Как очаровательно.
— Ты будешь сегодня вечером с нами или у тебя другие планы?
— Я собирался остаться на первый акт, — сказал Маркем, — если найдется место.
— Я как раз уже уходил, лорд Далби, — сказал Даттон, кланяясь дамам.
Энн проигнорировала его. София мило улыбалась и смотрела ему вслед. Маркем проследовал за ним и сказал что-то приглушенным голосом, прежде чем вернуться.
— Что ты сказал ему? — спросила София, когда Маркем сел, положив ногу на ногу.
— Я только напомнил ему, что миссис Уоррен очень дорога тебе и соответственно всем Тревельянам. Так как его имя замешано в истории с леди Луизой Керкленд, ему стоило бы избегать чего-либо подобного в отношении миссис Уоррен, — ответил он. — Надеюсь, я не поставил вас в неудобное положение, миссис Уоррен, тем, что считаю своим долгом оберегать от всякого рода распутников.
— А сколько всего есть видов распутников, Маркем? — спросила София. — И к какому из них относишься ты?
Маркем улыбнулся ей.
— Мама, есть такие вещи, которые мужчине не подобает обсуждать с женщинами из его семьи.
— Не сомневаюсь, это все самое интересное, — сказала София. — Ну, ничего. Я сама все разузнаю. А теперь скажи-ка, куда ты собираешься после первого акта?
— Дядя Джон что-то придумал для нас, но пока держит это в секрете.
— Для всех вас, мальчики? — сказала София.
— Да, для всех нас, мальчиков, — передразнил ее Маркем.
— Что ж, дорогой! Я ничуть не сомневаюсь, что ты мужчина, а самое главное для мужчины, чтобы он сам себя считал мужчиной, — сказала София. — Мне только интересно, на чем основано это мнение. И конечно, нужно признать, что лорд Генри определенно мужчина. Его поступки это доказывают.
— Потому что он обесчестил женщину? — спросил Маркем.
— Не будь глупым, дорогой, — сказала София. — Для того чтобы обесчестить девушку, не требуется особых способностей. Я говорю о том, что он сделал после этого, что может доказывать или опровергать его мужественность. И я не имею в виду сегодняшнюю утреннюю дуэль.
Хотя именно это она и имела в виду.
— А что же тогда?
Соболиные брови Маркема вопросительно взметнулись.
— Как что? Естественно то, чем он занят в эту минуту.
При этом Маркем и Энн Уоррен одновременно взглянули на ложи, находящиеся по другую сторону зала. Как обычно, все было заполнено публикой, сверкавшей, будто россыпь драгоценных камней в чьей-то шкатулке. Блестящие и жестикулирующие, разговаривающие, спорящие — все вели себя так, как им нравилось. Пьеса на сцене еще только начиналась, а вот представление в стенах Королевского театра было уже в самом разгаре, и его участники ждали подходящего момента для своей реплики.
Вышло так, что все взгляды были устремлены на ложу герцога Хайда, потому что там, на виду у всех, и в первую очередь у маркиза Мелверли, сидели лорд Блейксли и леди Луиза Керкленд в очень нескромном, но чрезвычайно идущем ей платье и без всякой наставницы.
Они были одни. Их прекрасно было видно. Они вели себя, к наслаждению публики, очень и очень, неблагопристойно.
София широко улыбнулась и, указывая рукой в сторону ложи Хайдов, сказала:
— Вот что делает настоящий мужчина, Маркем. Не просто обесчещивает девушку, но и делает это прямо на глазах у ее отца.
— Вы уверены, что он видит нас? — спросила Луиза.
— Мы видны всем, Луиза, — ответил Блейкс.
— Тогда приступайте, Блейкс. Соблазняйте меня, давайте же!
Блейкс кинул на нее взгляд и саркастически сказал, по крайней мере, ей так показалось, ведь он не мог сказать это всерьез.
— Будет лучше, если вы мне поможете.
— И что я должна, по-вашему, делать? Задрать юбки и поставить ноги на перила? — прошипела она, стараясь выглядеть беспечно и решительно — так, чтобы проявить все те качества, которыми, как предполагалось, были в избытке наделены куртизанки.