«Хоть до утра ждать буду! Хоть весь день, если понадобится, хоть два! Вернется, как пить дать, вернется».
Четверти часа не прошло, раздались на лестнице тяжелые, сонные шаги, дверь со скрипом отворилась, и, не заметив Ульяны у дверного косяка справа, вошел Герши. Вошел в ночном колпаке и в халате.
«Еще и конспирацию навел, — промелькнуло в мыслях у девушки, — вишь какой, колпак нацепил. Вестимо, из Эльберфельда явился. Следы замести успел и явился!»
Бросившись на него сзади, вцепилась в затылок и приставила нож к горлу.
— Говори, откуда пришел? — едва успела прошипеть она, как вместе с ним же повалилась на пол. Полнотелый адвокат от неожиданности тотчас в обморок грохнулся, хрупкую Ульяну утянув с собой, та не успела и рук разжать, чуть не полоснула бедолагу ножом. Поднялась, нож в складках платья спрятала.
— Что ты будешь делать? — вздохнула Ульяна, безнадежно покачав головой. Но тотчас же себя отдернула: «Не ты ли каждый раз в обмороки падаешь, едва кто на хвост принимается наступать, сколько раз тебя выручала эта удивительная способность терять сознание?»
Теперь вместо ножа велодог достала и принялась адвоката за плечо теребить, продолжая зло шипеть на него:
— А ну подымайся, негодяй! Подымайся, говорю, иначе пущу пулю меж глаз, никто на помощь не подоспеет.
Бедный Герши пришел в себя, колпак с головы сорвал: трясется, как давеча Нойманн трясся, слова вымолвить не может. На колени встал, глаза зажмурил.
— Убьете… теперь, да? — застонал он. — Вот и наказание за мое любопытство… стреляйте!
— За какое такое любопытство? Стало быть, сознаетесь, да?
— Да, сознаюсь. Но никогда бы не смог я, даже будь во мне вся храбрость мира, суд над вами свершить.
— Экий негодник. Ну сейчас ты мне все доподлинно расскажешь и даже покажешь!
Ульяна подошла к окну и, держа адвоката на мушке, распахнула его. Сама же в кресло уселась.
— Влезай на подоконник! Живо! — махнула она револьвером.
Тот послушно стал ползти на коленях к окну, украдкой оглядываясь на дуло велодога, верно, в надежде, что девушка отменит приказ.
— На подоконник, — шикнула она.
Дрожа, судорожными пальцами цепляясь за раму, Герши начал свой крестный ход. С трудом взобрался. Вниз смотрит, колени разогнуть не может, трясется весь, аж жалко Ульяне стало. Но нет, самые коварные обманщики в первую очередь самые распрекрасные актеры. Небось видит, что перед ним женщина, и валяет дурака в надежде сердце растопить.
— Прыгайте!
— Не могу… не могу… лучше застрелите…
— Прыгайте и спасайтесь — бегите, я вас преследовать не стану.
А сама думает: «Только прыгни, нехороший ты человек, я тебя тотчас догоню и глотку перегрызу собственными зубами».
— Помилуй бог, мадемуазель Бони… Бюлов… я разобьюсь.
— А когда с крыши фабенской лаборатории прыгали, не забоялись разбиться, а?
— С крыши? — адвокат аж на мгновение дрожать перестал и всхлипывать. — Не был я… на крыше лаборатории фабенской… Что ж мне делать там? Никогда не был. Почему вы такое про меня говорите?
— Цыц, здесь я вопросы задаю. Что за зверье?
— Какое зверье? Мадемуазель Бюлов, вы шутите надо мной?
— Тогда в чем сознаться хотели?
— В том, что я в полицию потому не пошел и намеренно вам не препятствую, а все смотрю, что дальше будет. Да и могу ли я хоть слово против сказать, вы разве послушаете? Но доверие у меня к вам огромное: я знаю, что дурного вы не желаете сотворить. А вот отчет в Сюрте[23]
я бы потом подал все-таки, признаю, когда б вы уже скрылись где-нибудь. Да не подумайте обо мне плохо. Не тот я человек, чтобы судить вас… Но ведь, если я поведаю о знакомстве с вами, меня, быть может, в парижскую полицию возьмут.На что Ульяна с облегчением вздохнула.
— Я так и знала, что вы низкий и гадкий человечишка. Против сказать — не говорите, судить меня не беретесь, а в Сюрте ваше заявить хотите. Трудно понять ход ваших мыслей, Герши.
— Но так ведь сколько людей головы ломают: кто это такая таинственная Элен Бюлов?
— Вам их жалко, что ли? — скривилась Ульяна.
— Жалко! Очень жалко. Я ведь сам такой. Полгода места себе не нахожу, едва узнал о вашем существовании. Мир должен о вас наконец узнать!
— То есть, чтобы удовлетворить любопытство кучки недалеких сотрудников Сюрте, вы хотите меня им сдать? Вот живи после этого честно! Про таких у нас в России знаете, как говорят? «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали».
— Нос? Почему же? За что? — совершенно искренне удивился адвокат.
— За любопытство, Герши! Ибо это не порок, но большое свинство.
— Нет же, нет, не в любопытстве дело. По совести поступить надобно, баланс сил во Вселенной нуждается в постоянном равновесии. Ведь у вас одна правда, у них — другая. И вовсе не значит, что чья-то правда важнее и значимее, вовсе нет. Правда — она есть все в этом мире, нет ничего, что бы происходило вопреки правде.
— Что за чушь? Какой еще баланс сил во Вселенной? — скривилась Ульяна, даже несколько опешившая от внезапных невразумительных речей адвоката. Не помешался ли он часом от испуга?