Секрет каллиграфа

— Я думаю, — размышляла Сафийе, — причина твоего несчастья отчасти в том, что ты не используешь свои возможности. Ведь ты способная женщина. Ты должна заняться чем-то таким, что действительно тебя увлечет, и не ждать разрешения мужа.

Когда Нура сообщила Хамиду, что хочет работать портнихой, на него напал приступ ярости. Она сказала ему, что во всем переулке нет никого, кто владел бы этим ремеслом, но каллиграф не слушал. Вдоволь накричавшись, он спросил, как могла прийти ей в голову такая идея.

Нура молчала.

На следующей неделе она несколько раз побывала у Сафийе и убедилась, что та не преувеличивала. Во время одного из визитов муж Сафийе оказался дома, так как повредил на работе руку. Он был приветлив и, приготовив им кофе, оставил женщин одних. Он еще смеялся, когда после первого глотка жена спросила его: «А что, кофе теперь в дефиците?» Такого мужчину Нура видела впервые в жизни.

Чужое счастье ранит, поэтому Нура решила больше не ходить к Сафийе. Понимание — это так просто. Почему же Хамид не хочет сделать ни шагу в нужном направлении? Он даже не мог принести солонку, если ее не оказывалось на столе.

— Соль, — приказал он, и Нура не отреагировала, надеясь, что Хамид встанет сам. Но он схватил ее за руку и прорычал еще раз: — Ты что, оглохла? Я сказал «соль»!

И Нура поняла, что оказалась в тупике. Ситуация безвыходная, однако осознание этого факта само по себе много значило.

И вот как раз когда она отчаянно искала выход, появился Салман. Юноша, как нарочно, нищий, безбородый и лопоухий! Поначалу она давала ему не больше пятнадцати лет, пока он, покраснев до кончиков ушей, не признался, что ему уже двадцать. Нура с трудом сдержала смех, глядя на него в этот момент.

Почему именно он? Нура не знала. Она утешала себя тем, что любовь своенравна, как и смерть. Она приходит без предупреждения и так же неожиданно улетучивается. И выбор ее бывает удивителен. Так и смерть порой настигает здоровых и полных сил, в то время как безнадежно больные напрасно призывают ее к себе.

В тот день Нура почувствовала острую потребность доверить бумаге все то, что бурлило в ее голове и чем она ни с кем не могла поделиться. «Любовь — дикий и к тому же невоспитанный ребенок, который отворяет двери сердца без стука», — записала она.

Но самое удивительное, что это не была любовь с первого взгляда, о которой так любят говорить в Дамаске. Когда в начале октября Салман впервые появился под дверью Нуры, он едва удостоился ее приветствия. Каждый день она принимала у него матбакию и тяжелую корзину с покупками. Более двухсот раз в течение семи месяцев, с октября 1955-го по апрель 1956-го, повторялась эта сцена. Иногда, из вежливости или сострадания, она заговаривала с ним, иногда нет. Салман был застенчив и не больно речист. Стоило Нуре закрыть дверь, как она о нем забывала. Но однажды не смогла, ей вдруг стало стыдно за то, что она так высокомерно с ним обходится.

Как-то в середине апреля Нура всю ночь думала о Салмане. Годы спустя она вспоминала, что эта мысль была как долото, под ударами которого камень за камнем рушилась стена ее тупика. И прежде чем Нура успела заснуть на рассвете, глазам ее открылся удивительной красоты ландшафт.

«Неужели я и вправду влюбилась в него?» — спрашивала себя Нура на следующее утро.

Три раза смотрела она на часы и, когда услышала удары дверного молотка, чуть не умерла от счастья. Нура старалась взять себя в руки, но стоило ей увидеть Салмана, как она тут же поняла, чтó с ней случилось.

Салман молчал, глядя на нее с испугом, и ждал приказаний. Нура же, встретив его взгляд, сразу почувствовала себя будто в море, где волна накатывает на волну. Она рывком втащила Салмана во двор и закрыла дверь.

— Хочешь? — спросила она, затаив дыхание. — Хочешь кофе, конфет или шоколада пралине?

Сердце танцевало в груди как сумасшедшее.

Салман молча улыбался. Было бы правдой сказать, что он хочет есть, и спросить, нет ли у нее кусочка хлеба, или сыра, или вареного яйца. Но он сдержался.

— Или ты голоден? — продолжала она, словно прочитав ответ в его глазах.

Салман пристыженно кивнул, словно она в чем-то его уличила. Нура облегченно вздохнула и побежала на кухню, откуда принесла большую тарелку с сыром, бастурмой, фаршированными оливками и другими вкусностями. Салман ждал в коридоре, прислонившись к стене. Нура протянула ему тарелку и две лепешки.

Салман присел на корточки и осторожно поставил угощение перед собой. Он ел и улыбался, а она смотрела на него, счастливая, как никогда.

В тот день Нура впервые узнала, что ее рука имеет собственную волю. Еще тогда, в коридоре, она сделала самостоятельный жест в направлении Салмана. Нура должна была ей следовать и положила ладонь на лоб юноши, словно хотела проверить, не горячий ли он. Внезапно Салман прекратил есть и заплакал.

— Сегодня я узнал, что чувствовала моя собака, когда я впервые дал ей миску с мясными обрезками, — выдавил он сквозь слезы.

А потом рассказал Нуре о том, как однажды ночью познакомился с брошенным щенком, из которого впоследствии вырос его пес Пилот.