Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Работа таксиста – это только вершина айсберга. Исследования такого рода пока находятся в зачаточном состоянии, но уже успели показать, что умение жонглировать, знание немецкого и игра на фортепиано специфически воздействуют на серое и белое вещество в разных областях мозга. Подобные результаты говорят, что наш мозг специализируется для овладения локальными навыками и соответствия требованиям тех миров, в которых мы живем. Однако, в отличие от других животных, у нас есть стимулы (улучшение репутации), орудия (названия цветов, книги, счеты, карты, числа) и мотивация для того, чтобы модифицировать свой мозг, и всем этим снабдили нас культурное обучение и культурная эволюция. Новая научная дисциплина под названием “культурная нейробиология” с учетом всего этого изучает воздействие на мозг передаваемых через культуру повседневных практик, норм, протоколов и целей. Разные культурные ниши ведут к развитию разных когнитивных способностей, искажений восприятия, фокусов внимания и мотиваций. Возьмем, к примеру, работы Трея Хеддена и его коллег13.

Представители разных обществ обладают разными способностями к точному восприятию предметов и людей в контексте и вне его. Образованные носители западной культуры, в отличие от большинства других популяций, склонны (и хорошо умеют) изолировать и рассматривать людей и предметы по отдельности и делать выводы об их свойствах, игнорируя все, что происходит вокруг. А можно выразить это иначе, зайдя с другой стороны: жители Запада не видят людей и предметы в контексте, не разбираются в отношениях и их последствиях и не учитывают контекст по умолчанию. Представители большинства других народов прекрасно умеют это делать14.

Это, в частности, проявляется в том, что представители западного мира относительно лучше оценивают абсолютную длину отрезка независимо от размера окружающей его рамки. Зато те, кто вырос в большинстве обществ Восточной Азии, лучше оценивают относительную длину отрезка в рамке. То есть они лучше жителей Запада оценивают отношение размеров отрезка и рамки. На основании этих результатов психологи говорят, что жители Запада менее “контекстозависимы” (frame dependent), чем большинство других популяций, включая жителей Восточной Азии. На илл. 14.2 показана разница между абсолютными и относительными суждениями. Мне очень нравится эта задача, поскольку она проверяет особенности восприятия и у нее есть объективно верный ответ.


Илл. 14.2. Задача на оценку длины отрезка. Толстый отрезок внутри рамки может соответствовать либо отрезку той же абсолютной длины, либо отрезку той же длины относительно размеров рамки


Хедден и его коллеги экспериментировали как с американцами европейского происхождения, так и с выходцами из Восточной Азии, живущими в США. Ученые делали им сканирование мозга (функциональную МРТ), когда те оценивали, соответствует ли отрезок, который им показывают, отрезку на предыдущем рисунке либо по абсолютному, либо по относительному критерию. Важно, что задачи относительно легкие, так что при некотором мыслительном усилии решить их может каждый. Если усложнить задачу, американцы находят абсолютные соответствия лучше большинства остальных испытуемых, зато терпят неудачу при поиске относительных соответствий. Простота задачи позволяет всем испытуемым показать себя одинаково хорошо, а это значит, что разница в мозговой активности вызвана только мыслительными усилиями и задействованием нейрологических ресурсов, необходимых для решения задачи, а не итоговыми выводами или решениями испытуемых.


Илл. 14.3. Отношения между мозговой активностью в ключевых областях и аккультурацией к жизни в США у испытуемых из Восточной Азии


Сравнение результатов сканирования мозга в разных группах показало, что у американцев европейского происхождения при решении задачи на относительное соответствие – задачи, которая жителям Запада, как правило, дается труднее – сильнее активировались участки мозга, связанные с напряженным контролем и вниманием. Активированные участки мозга располагались в основном в лобных и теменных долях. Между тем у выходцев из Восточной Азии те же области оказывались особенно активными при решении задачи на абсолютное соответствие. Таким образом, у американцев и выходцев из Восточной Азии при решении одной и той же задачи мозговая активность была разной, а значит, между ними есть нейрологические различия.

Вспомним, однако, что одна из главных идей этой книги – важная роль культурно-генетической коэволюции на протяжении эволюционной истории нашего вида, а это означает, что подобные различия не всегда следует считать культурными. Поскольку на протяжении сотен и тысяч лет предки испытуемых жили в совершенно разных социальных структурах, это в принципе могло привести к генетическим различиям между популяциями: вспомните наш разговор о возможном влиянии тональных языков на конкретные гены.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное