Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее

Как я отмечал в начале главы, люди находятся на пороге крупного биологического перехода, возникновения новой формы жизни. У нашего вида объем и сложность технического репертуара – и экологического доминирования – зависит от размера и взаимосвязанности коллективного мозга. Коллективный мозг, в свою очередь, сильно зависит от пакетов социальных норм и институтов, которые сплачивают наши сообщества, создают взаимозависимость, поощряют сотрудничество и обеспечивают разделение труда и культурной информации. Эти социальные нормы, на протяжении эпох постепенно отобранные межгрупповой конкуренцией, одомашнили нас и сделали законопослушными, а также научили быть внимательными родителями, верными супругами, добрыми друзьями (понимающими, что такое взаимность) и достойными членами общества. Все человеческие сообщества, совсем как клетки нашего организма, практикуют разделение труда и информации – разные подгруппы специализируются на разных задачах и обладают разными культурными познаниями. Масштабы этого разделения и создаваемой ими взаимозависимости продолжают расти. Подобным же образом большинство человеческих обществ обладают институтами, которые принимают решения на уровне группы – решения, сильно влияющие на долгосрочное выживание и размножение ее членов, – и даже жертвуют отдельными членами группы ради общей цели. Когда-то из скоплений клеток зародились многоклеточные организмы – так и генетическая эволюция, движимая культурой, постепенно делает из наших обществ своего рода суперорганизмы.

Почему люди так сильно склонны к сотрудничеству, в отличие от других животных?

Как только культурное обучение эволюционировало до той степени, что люди получили возможность усваивать поведенческие особенности, правила и мотивы, необходимые, чтобы оценивать поведение других, сами собой возникли нормы. Нормы дают всем членам группы одинаковое представление о том, как следует себя вести, а также обеспечивают потоки репутационной информации между членами группы, разделяющими общие стандарты. Начиная с этого момента генам приходилось выживать в динамическом социальном ландшафте, в котором разные группы совершают разные действия, и если совершать их неправильно (проводить обряд, делиться пищей), рискуешь утратить репутацию, а значит, лишиться брачных перспектив, подвергнуться остракизму, а в предельном случае и быть убитым группой. Естественный отбор сформировал нашу психологию и сделал нас послушными, заставил стыдиться, когда мы нарушаем социальные нормы, и научил легко их усваивать. Это и есть процесс самоодомашнивания.

Различия между группами, созданные культурной эволюцией и социальными нормами, породили бы межгрупповую конкуренцию, даже если бы ее еще не существовало. Всевозможные формы межгрупповой конкуренции, из которых лишь одна предполагает насилие, все сильнее благоприятствовали социальным нормам, которые обеспечивали успех в конкуренции: как правило, это были нормы, помимо прочего увеличивающие размер и взаимосвязанность группы и способствующие солидарности, сотрудничеству, экономической продуктивности, внутренней гармонии и распределению рисков. Такой процесс означал, что генам все в большей степени приходилось бороться за выживание в мире просоциальных норм, где за их нарушение в сугубо личных интересах следовало наказание. Это благоприятствовало генам просоциальной психологии, которые лучше готовили людей к лавированию в мире, где, скорее всего, важную роль будут играть нормы, карающие за ущерб, нанесенный члену своей общины, и требующие справедливости. В главе 11 я описал, как зачатки подобных склонностей проявляются у младенцев до девяти месяцев.

Чтобы создавать самые эффективные просоциальные нормы, культурная эволюция нередко задействует, усиливает, а иногда подавляет некоторые врожденные особенности нашей психологии. В главе 9 мы видели, как культурная эволюция раз за разом формировала нормы, опирающиеся на нашу психологию родственных отношений, инстинкты создания пар и отвращение к инцесту, и эти нормы выстроили расширенные родственные сети, включавшие свойственников, классификационных братьев и сестер и дядьев, которых полагается называть “отцами”. Кроме того, мы увидели, как культурная эволюция подкрепляет нашу психологию формирования парных связей и тем самым “воспитывает” хороших отцов либо подавляет эту психологию и исключает всякую социальную роль генетического отца в жизни ребенка.