Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Хорошо налаженные институты нередко задействуют себе на пользу или подавляют различные аспекты нашей иерархической психологии не самыми очевидными способами. Возьмем хотя бы Великий Синедрион, древнееврейский судебно-законодательный орган, просуществовавший несколько веков на заре нашей эры. Когда предстояло вынести вердикт по важному делу, высказывались все семьдесят судей, начиная с самого младшего и низшего по статусу и заканчивая “мудрейшим” и самым уважаемым членом совета. Это интересная норма, поскольку она (1) практически противоположна тому, как все было бы, если бы мы предоставили природе взять свое, и (2) при этом гарантирует, что все судьи выслушают самое непредвзятое мнение участников с низким статусом, потому что иначе на их мнение повлияли бы престиж и доминантность, которые одновременно и обладают силой убеждения, и требуют соглашаться и подчиняться.

Против эффектов доминантности, вероятно, принимались и другие меры: (1) управление Синедрионом было разделено между двумя судьями, которые могли быть смещены голосованием членов совета, (2) у судей должно было быть сходное социальное происхождение и положение, и (3) социальные нормы подавляли демонстрацию статуса.

Такого рода правила не из тех, что часто приходят в голову даже очень умным людям, а если и приходят, их непросто внедрить. Дело в том, что высокостатусные члены подобных совещательных органов склонны полагать, что их мнения заслуживают особого внимания, и желают высказываться первыми, чтобы повысить шансы повлиять на результат. Члены совета с более низким статусом согласны в этом со старшими коллегами: они не склонны высказываться первыми, боясь, что их сочтут неинформированными или что носители высокого статуса, которые еще не высказались, думают иначе. Таким образом, ни носители высокого статуса, ни носители низкого не стали бы особенно поддерживать порядок выступлений “снизу вверх”, если, конечно, они не сведущи в иерархической психологии и не заботятся скорее о долгосрочном успехе своего института, нежели о личном влиянии и карьере. Например, университетские преподаватели регулярно устраивают заседания, чтобы обсудить “важные вопросы” и проголосовать по ним. По моему личному опыту, на кафедрах антропологии, психологии и экономики спонтанный порядок высказываний почти всегда строится “сверху вниз” с той оговоркой, что самые молодые преподаватели с самыми скромными званиями и должностями нередко вообще молчат. Верховный суд Канады придерживается того же протокола, что и Синедрион, однако Верховный суд США поступает наоборот, точно так же, как университетская профессура: первым высказывается председатель, а затем все остальные в порядке убывания статуса38.

Изучая различные человеческие общества, мы видим, что стремление к престижу повсеместно управляет поведением, порой даже в большей степени, чем жажда богатства как таковая. Однако престиж строится на успехе, мастерстве и знаниях в локально ценных областях. А ценная область – понятие не бесконечно растяжимое, но все же поразительно гибкое. Относительный успех различных обществ и институтов отчасти зависит от того, какие области там считают ценными. Насколько там уважают тех, кто прекрасно начитан, изобретает механизмы, знает наизусть древние писания, рожает много детей, содержит большой гарем или собирает большие урожаи ямса?

Закончить эту главу я хочу уроком лидерства, который показывает, что английский мореплаватель Джеймс Кук интуитивно понимал природу престижа. В 1768 году лейтенант Кук готовился к отплытию в Южно-Тихоокеанский регион. В то время на британском флоте свирепствовала цинга (как и столетиями раньше), от которой погибало множество моряков. Симптомы цинги начинаются с губчатых десен и общего недомогания, а затем следуют кровотечения из носа и рта и выпадают зубы. Если больной не получит витамина С, его состояние ухудшается, и наступает смерть. По совету одного английского врача Кук приобрел большой запас квашеной капусты, которая, как мы теперь знаем, предотвращает цингу. Поскольку квашеная капуста имеет довольно резкий кислый вкус, необычный для традиционного морского рациона, Кук опасался, что команда откажется ее есть, и понимал, что ни силой, ни разъяснениями добиться стойкого сдвига в диетических привычках не удастся. И он распорядился, чтобы квашеную капусту красиво сервировали и подавали к столу офицерам, но не простым морякам. Не прошло и недели в море, как команда, сделав вывод, что офицерам квашеная капуста нравится, начала активно требовать, чтобы ей тоже дали попробовать. Очень скоро квашеная капуста так полюбилась матросам, что порции пришлось ограничивать. Экспедиция завершилась без единого случая цинги – неслыханное достижение для европейцев в таких длительных плаваниях.

Глава 9

Ритуалы, родство по браку и табу на инцест

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Как изменить мир к лучшему
Как изменить мир к лучшему

Альберт Эйнштейн – самый известный ученый XX века, физик-теоретик, создатель теории относительности, лауреат Нобелевской премии по физике – был еще и крупнейшим общественным деятелем, писателем, автором около 150 книг и статей в области истории, философии, политики и т.д.В книгу, представленную вашему вниманию, вошли наиболее значительные публицистические произведения А. Эйнштейна. С присущей ему гениальностью автор подвергает глубокому анализу политико-социальную систему Запада, отмечая как ее достоинства, так и недостатки. Эйнштейн дает свое видение будущего мировой цивилизации и предлагает способы ее изменения к лучшему.

Альберт Эйнштейн

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Политика / Образование и наука / Документальное