Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Как уже отмечалось, мои представления противоречат мнению многих выдающихся ученых-эволюционистов, которые в своих трудах утверждали, что хотя социальность и сотрудничество, наблюдаемые в современном мире, обеспечиваются современными институтами, социальное поведение малых сообществ, а особенно охотников-собирателей, прямо отражает нашу социальную психологию, выработанную в ходе генетической эволюции. Из этого следует, что паттерны социального взаимодействия и сотрудничества в этих популяциях должны объясняться без отсылок к культурно передаваемым нормам, практикам и верованиям. Социальность в таких популяциях должна даваться легко – ведь ее автоматически формирует эволюционно обусловленная психология, созданная естественным отбором в идеальном соответствии с их образом жизни. Если же прав я, то, напротив, социальность и сотрудничество у охотников-собирателей и у всех остальных зависит от норм, практик и верований, которые либо усиливают, либо подавляют наши врожденные мотивы и наклонности. Мы уже видели, как социальные нормы (иногда) подкрепляют наши инстинкты создания пары и отцовскую мотивацию, а также расширяют отвращение к инцесту. А теперь рассмотрим подробнее одну разновидность первобытных обществ, а именно общества кочевых охотников-собирателей, на которых ученые обычно ориентируются, когда хотят понять, как жили палеолитические сообщества до распространения сельского хозяйства24.

Социальность и кооперация у охотников-собирателей

Кочевые группы охотников-собирателей славятся умением сотрудничать во время различных занятий, например охоты, и обыкновением щедро делиться ценной пищей, в частности мясом. Это принято объяснять тем, что охотники-собиратели живут маленькими группами, состоящими из близких родственников. Если это правда, то по такой логике наблюдаемое сотрудничество объясняется в основном родственным отбором.

У этой гипотезы есть один недостаток: согласно лучшим из доступных данных, группы охотников-собирателей не состоят из близких родственников. Илл. 9.1, основанная на работе Кима Хилла и его коллег, показывает средний состав группы у жуцъоан и аче. В число “близких родственников” входят братья и сестры, сводные братья и сестры и родители, а “дальние родственники” – это все кровные родственники до пятого поколения (включая троюродных братьев и сестер). Вместе две эти категории плюс “я” составляют около четверти состава группы. Это означает, что около трех четвертей отношений в группе основаны на чем-то помимо генетического родства. У аче, о которых собраны особенно подробные данные, члены группы в среднем состоят в очень дальнем родстве, чуть ближе троюродных братьев или сестер, со степенью родства примерно в одну десятую родных брата и сестры (коэффициент генеалогического родства r = 0,054). Такая крошечная степень родства предполагает совсем невысокий уровень кооперации и гарантирует, что люди будут остро чувствовать разницу между близкими родственниками и дальними, а также неродственниками, из которых по большей части состоит их группа. В целом эти две популяции охотников-собирателей, африканская и южноамериканская, поразительно похожи, и сопоставление с менее подробными данными о 30 других обществах охотников-собирателей подтверждает общую картину25.

Но кто же они, эти “неродственники”? Две трети из них составляют супруги и свойственники. То есть брачные нормы создают больше половины связей между взрослыми в группе. Можно сказать, что и приматы, создающие пары, способны формировать связи наподобие супружеских, но, как уже отмечалось, у нас нет данных, что приматы поддерживают какие-то особые отношения со свойственниками. Возможно, для некоторых читателей это станет неожиданностью, но эволюция свойства, вероятно, служит одной из главных отличительных особенностей человечества. Как бы вы к этому ни относились, группы охотников-собирателей сконструированы культурой, поскольку сказать, что они состоят “в основном из родственников”, можно лишь при условии, что мы учитываем и родство по браку.

У оставшейся четверти группы нет никаких ни родственных, ни свойственных связей с “я”. Однако в большинстве малых сообществ все они, скорее всего, будут называться какими-то терминами родства26. Это не генетические родственники, однако они маркируются как те или иные классификационные родственники. У жуцъоан, о чем мы уже знаем, многие отношения строятся на том, что люди носят одно имя. Например, если мы не родственники, вы вправе попросить меня называть вас матерью, поскольку ваш сын – мой тезка. Это говорит мне, как я должен к вам относиться, а кроме того, подсказывает всем остальным, как я теперь должен вести себя с вами (например, с “мамой” невозможен ни флирт, ни шутки с сексуальным подтекстом). Через социальные нормы культура способствует отношениям с родственниками и в паре и резко расширяет этот узкий круг, обобщая отношения с родства генетического на родство культурное.

Дележ мяса

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Как изменить мир к лучшему
Как изменить мир к лучшему

Альберт Эйнштейн – самый известный ученый XX века, физик-теоретик, создатель теории относительности, лауреат Нобелевской премии по физике – был еще и крупнейшим общественным деятелем, писателем, автором около 150 книг и статей в области истории, философии, политики и т.д.В книгу, представленную вашему вниманию, вошли наиболее значительные публицистические произведения А. Эйнштейна. С присущей ему гениальностью автор подвергает глубокому анализу политико-социальную систему Запада, отмечая как ее достоинства, так и недостатки. Эйнштейн дает свое видение будущего мировой цивилизации и предлагает способы ее изменения к лучшему.

Альберт Эйнштейн

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Политика / Образование и наука / Документальное