1. Есть подозрение, что мы, люди, от природы склонны легко приобретать отвращение к мясу, поскольку мертвые животные часто заражены опасными патогенами34
. Поэтому мы предрасположены к принятию мясных табу, в отличие от другой пищи.2. Эти табу – социальные нормы, поэтому их нарушение отлеживается и осуждается окружающими. Этот фактор здесь особенно весом, поскольку нарушение табу, как считается, навлекает всяческие несчастья, причем нередко на все племя – например, чревато неудачами на охоте.
3. Хороший ученик усваивает это правило еще в детстве и никогда не будет его нарушать (мясо едят при всех), поэтому у него просто не будет возможности съесть табуированную часть безнаказанно – он не получит такого опыта. Редкие случаи нарушения табу, за которыми случайно следовали несчастья или болезни, врезаются в память и передаются потомкам (психологи называют это предвзятостью негативного опыта). А вот случаи, когда за нарушением табу следовал длительный благополучный период, как правило, либо остаются незамеченными, либо забываются, если не документировать все происходящее и не проверять записи.
Мой опыт полевой работы показывает, что любой скептик, усомнившийся в табу, в ответ услышит весьма живые и образные описания конкретных случаев, когда табу были нарушены и за этим последовали неудачи на охоте, болезни и несчастья35
.Как ни удивительно, несмотря на крайнее разнообразие деталей местных социальных норм и верований, результат во всех группах кочевых охотников-собирателей примерно одинаков: все или почти все члены группы получают ту или иную долю мяса от любой крупной добычи. Разумеется, это не означает, что всем достается поровну. Во многих таких обществах приоритетом пользуются ближайшие родственники, свойственники и обрядовые партнеры охотника, и лишь затем остатки раздают другим членам группы и гостям36
. Видимо, культурная эволюция изобрела разные варианты решений, сочетания норм, приводящие к одному и тому же: распределению рисков, связанных с полосой охотничьих неудач, среди всей группы37.Общинные обряды
Когда на пустыню Калахари спускается ночная мгла, женщины жуцъоан из нескольких групп собираются тесной толпой вокруг ярко пылающего костра и высокими голосами запевают хоровую песню. Затем толпу женщин окружают мужчины и пляшут, выстроившись в круг, – они ритмично топают, и погремушки из коконов бабочек, привязанные к их ногам, мягко шуршат. Вскоре женщины начинают особым образом часто хлопать в ладоши в темпе топота и шуршания. Под аккомпанемент струнных инструментов по периметру начинается главная часть: женщины громко запевают песню, посвященную н/ум, могущественной сверхъестественной сущности, которая может быть и врагом, и защитником. Через час-другой цепочка танцующих мужчин проскальзывает через кольцо женщин, образуя что-то вроде восьмерки. Некоторые мужчины впадают в транс, и танец ускоряется. Впавшие в транс мужчины то и дело с криками бросаются во тьму, чтобы сразиться с духами и осыпать бранью враждебного бога. Обрядовая буря то усиливается, то отступает, и это повторяется всю ночь до самого рассвета, когда все понемногу стихает38
.Этнограф Лорна Маршалл наблюдала 39 таких общинных обрядов и писала: “Люди объединяются субъективно против злых внешних сил – и объединяются на интимном социальном уровне… какими бы ни были их отношения, в каком бы душевном состоянии они ни пребывали, как бы ни воспринимали друг друга – с симпатией или неприязнью, как бы ни ладили друг с другом, они становятся единым целым, которое поет, хлопает в ладоши и двигается с поразительной синхронностью, влекомое музыкой”. Примерно об этом же писала и Меган Бизеле, этнограф, изучавшая другую группу жуцъоан пятнадцать лет спустя: “Танец – это, пожалуй, главная объединяющая сила в жизни бушменов, и он создает очень глубокие связи, которые мы не вполне понимаем”39
.Подобные психологически мощные общинные обряды распространены в малых сообществах и среди кочевых охотников-собирателей от австралийских пустынь до североамериканского Большого Бассейна. Проницательные наблюдатели за жизнью человеческих сообществ, подобные Меган и Лорне, в том числе арабский ученый XIV века Ибн Хальдун, утверждают, что общинные обряды оказывают сильнейшее психологическое воздействие на участников и создают прочные личные связи, глубокое доверие и мощное ощущение групповой солидарности. Однако недавно исследователи начали систематически измерять воздействие общинных обрядов на социальные связи и кооперацию и разбивать обряды на активные ингредиенты. В число этих ингредиентов входят (1) синхронное пение, танцы и другие движения (например, марш), (2) совместное исполнение музыки, (3) крайняя физическая усталость, (4) ощущение общей судьбы, (5) совместное переживание ужаса или опасности, (6) вера в сверхъестественное или мистическое и (7) причинно-следственная непрозрачность, или отсутствие инструментальности (то есть участники не знают, почему обряд следует исполнять так, а не иначе, но знают, что