Секрет Небосвода. Рассказы

Катя стала первой, на исходе учебы, школьной любовью Валеры. Девочка, еще совсем девочка, с золотистым, особенно на закате, цветом глаз, русой косой ниже лопаток, в черном облегающем платье и туфлях без каблуков. Гордая, наполненная какой-то скрытой, непонятной и необъяснимой в их круге чистотой, никем и пальцем не тронутая. За пять шагов до нее у Валеры становилось плохо с дыханием, сжималась грудь, тряслись руки, не слушались ноги. Несколько раз он ловил на себе ее странный прямой взгляд и никак не набирался смелости ответить ей. На выпускной вечер пятерка неучей и прохиндеев, напившись, купили проституток. Через неделю после в тумане прошедшей, грязной, лживой ночи, которую так хотелось – и не получалось – забыть, с чувством отвращения к живой плоти, наполненный отчаянной неспособностью жить без Кати, Валера подкараулил ее в тихом сквере у пруда и все сказал. Катя молча его выслушала и ушла не сказав и слова. Неделю они не виделись. Встретились случайно, после экзамена, на спортивной площадке у школы. Первый раз в жизни Валера посмотрел на Катю прямо и вдруг – необъяснимо, невероятно – увидел в ее глазах живое чувство. Желание любви и счастья было в этих больших серых глазах. Не зная, с чем столкнулся, Валера узнал тогда, что есть любовь женщины. Как и не знал, что, полюбив, она не сможет жить без него, когда он уедет через два месяца упоительной и трепетной юношеской страсти в университет, и ее редкие вымученные письма мелким дрожащим почерком – глухой, еле слышный стон умирающей птицы, которую он, не понимая что делает, ранил в сердце. В октябре письма прекратились. Валера, осмелевший, переживал тогда бурный, роман с миловидной лаборанткой с каштановыми кудрями, Кате не отвечал, решив, что все закончилось само собой. Страшные слухи дошли до Валеры с приездом на зимние каникулы. Он бросился на поиски. В замызганной и заблеванной квартире, насквозь прокуренной и наполненной смрадом перегара, на полу, вусмерть пьяная, сидела его Катя. В тусклом свете электричества Валера увидел ее глаза – из золотистых они стали пепельными. Вокруг пятеро бритых ублюдков с водкой и пивом. Один из них разбил о край стола пустую бутылку и приставил «розочку» ему к горлу. Валера испугался; может быть, последний раз в жизни. Но больше и не надо было – он ушел. Через два дня Валера уехал и ничего о Кате не слышал. По-настоящему страшно стало – просто очень-очень страшно – два года спустя, когда Катя стала вдруг ему сниться. В среднем, раз в две ночи. Появиться на мгновение, одним обликом, скажет что-то плохо слышное, медленно шевеля губами, и уйдет. Один раз появилось ее лицо, бледное, спокойное, как с иконы, «Не торопись!» произнесло и исчезло. Другой раз она быстро вела его за руку пустынным переулком. Навстречу бросилась черная собака, и они побежали. Когда Валера остановился, Кати нигде не было. Через неделю, измученный совестью и страхом, он узнал, что Катя умерла. Кошмары прекратились. На ее могиле он так и не был, сам о ней никогда не заговаривал, отмалчивался, и насильно не вспоминал ее, хотя мог по памяти пересчитать все линии у нее на обеих ладонях.

Таких, как Катя он больше не встречал и втайне надеялся, что и не встретит. Если здесь было – то же, дело плохо, решил Валера.

Друзья, изредка переглядываясь, молчали, не спеша шагали старыми кварталами, пересекали оживленные улицы со стертыми колесами пешеходными переходами и ленивыми трамваями, и тишина между ними была наполнена взбудораженной памятью и отвращением к любой мысли над тем, куда и зачем они идут.

Оба искренне сожалели, что нельзя было так идти бесконечно. Пришлось остановиться. Зашли в кафе и что-то заказали. Обоим было очень трудно говорить. Призраки страха маячили у Валеры – позади, у Коли – впереди. Любое слово казалось лишним, надуманным, пошлым, будто оскверняющим блаженную тишину, в которой скрылась истина.

Как назло, официанты-азиаты сработали быстро и через пятнадцать минут друзья с тупыми лицами глядели на красивые блюда и затягивали время, копошась в тарелках.

Оголодавший с дороги Валера очнулся первым, начал жевать кое-что из принесенного, но вкуса не ощущал.

– Сам-то что думаешь?

Коля поднял на него мутные, будто сонные глаза человека, который устал на столько, что мало замечает из всего того, на что смотрит.

– Я боялся, что ты не приедешь.

– Пошли отсюда. Не могу я вот так здесь сидеть.

Вышли на воздух. Коля огляделся по сторонам, внутренне желая, чтобы рядом не было много людей.

– Я конечно все давно решил сам. Да дело тут не в смелости. Сил, боялся, не хватит. Просто не хватит сил. Очень уж как-то пусто стало вокруг. Вместе оно как-то легче.

– А если б не приехал? – ткнулся взглядом в грязный снег на тротуаре Валера.

– Не знаю даже.

– Я знаю. Сам боялся не приехать. Не думай там себе: как ты сказал, поговорить надо, я сразу все понял. Что это… как тогда к Ваньке выбраться не смогли.

– Да, похоже. Сволочи мы. Он, глядишь, и не сдулся бы.

– С друзьями надо пить. Это, по крайней мере, лучше чем не пить.