Секрет Небосвода. Рассказы

Ответа не последовало. По знаку руки Евгения Павловича мы прошли в другой конец дома, где в заваленном барахлом темном и сыром чулане, между куч рваных тряпок, я с удивлением обнаружил добротные стулья, насквозь прокуренные и грязные.

– Ничего, ототрем, – улыбнулся Евгений Павлович.

Нагруженные, мы вернулись в комнату.

– Сергей, у меня внук родился, – Евгений Павлович сделал паузу, будто ожидал реакции в ответ, наклонился вперед и громко и четко, с какой-то досадой прокричал:

– У Маши сын родился!

Сосед отлепил руки от лица, каменным взглядом посмотрел на нас, ничего не сказал, и мы ушли.

– А ведь когда-то первый коммерсант был на весь Небосвод, – будто себе сказал Евгений Петрович. – Еще при советах начинал, в плотницкой артели. Стулья-то, видишь какие!

– У него что-то случилось?

– У всех нас что-то случилось… У него сын погиб в тюрьме.

– За что сидел? – спросил я.

Директор с тяжестью оглянулся на меня:

– Покушение на убийство.

Мы прошли в дом, где ждал гостей сервированный стол. В коридоре, в углу стояла старуха, вся в черном. Евгений Павлович обрадовался ей как родной, называл не иначе как «Аннушкой». Татьяна Михайловна, подруга семьи, уважительно прошептала, что это первая монахиня в будущем храме. Но когда я подошел представиться, та меня будто не заметила. Легкая улыбка ни разу не покинула ее скомканного временем лица, на протяжении застолья она мирно скребла вилкой по тарелке и ничего не говорила.

Вошел Федор Леонидович, высокий статный человек в годах, но без каких-либо намеков на проседь в густой смоляной шевелюре, с широкой, аккуратно постриженной бородой. Оказалось, он мне больше других и нужен, потому как был крупным аграрием Небосвода. Говорливостью фермер не отличался, но рассказывал, что урожаи стали как по заказу: обильные и плодоносные. Добавилось забытое трудолюбие селян, за несколько лет хозяйства Небосвода шагнули вперед, заделав кое-какой капитал. Федор Леонидович поставил себе целью построить семейный бизнес, и теперь сыновья его работали на ферме, а внуки учились в столице.

Появился единственный в Небосводе банкир Соловьев; торговцы – Климов, Нилов и Корнеев; фермер – птицевод Конев, Крюков, массово и увлеченно растящий картофель, Капустин, разводящий плодовые сады морозостойких сортов. Пришел с тяжелой медовой рамкой сосед-пчеловод Николай Васильевич. За ним Сергей Григорьевич, единственный на весь Небосвод врач; директор библиотеки Мария Сергеевна и Виктор Александрович, директор в прошлом году вновь открывшегося музея краеведения.

Фермеры пришли по одиночке, интеллигенты с супругами. Приветствовали хозяев дома, поздравляли с внуком, что-то незатейливое приносили, и частью мужчин покурив во дворе, рассаживались за длинный, вытянутый во всю комнату стол. Интересно и удивительно было смотреть на них со стороны. В их благополучии виделась хорошо скрытая неловкость, будто все хотели просить друг у друга извинения, но не решались, считали, что и так всем все ясно. Но неуверенность в отношении к себе других угадывалась точно, после утихая по мере застольного разговора. Для меня это было поразительно. Передо мной сидели люди в большинстве своем за пятьдесят лет, и странно видеть в них юношескую неловкость, которая, правда, не портила обеда и даже неприметно скрашивала общую картину. Из собравшихся легче всего было мне, потому как я никого не знал, и с удовольствием со всеми знакомился, пытаясь с каждым перекинуться парой фраз.

Торговец мебелью Климов поднял тост за здоровье новорожденного:

– Дед, а как внука назовете? – спросил он.

Евгений Павлович почесал седеющую щетину.

– Дело молодых, но мы с Татьяной никак кроме Вани и не думали.

– Да уж, развелось Иванов, – проскрипел недалеко сидящий директор музея. – Путать скоро начнем.

– Что ж, Виктор Александрович, раз так получается? Все счастья хотят чуточку, – заметил, раскладывая соседям салат, агроном Федор Леонидович.

– А что, Иваны в Небосводе счастливее остальных? – недоумевал я, с голодного утра пробуя хозяйские блюда.

– Да, забыл совсем, наш столичный гость! – приятно улыбнулся Конев.

– Я из Подмосковья, – весело отозвался я.

– Приехал в Небосвод, услыхав про наши успехи в земледелии, – добавил Евгений Павлович, кивнув в сторону агрономов.

– Это так сначала было, – я посчитал нужным подняться – Потом увидел, что хозяйство восстанавливается у вас на волне общего подъема. И сколько вас ни слушаю, не могу понять почему. Мой знакомый редактор из райцентра прав, в вас много необычного – малыши какие-то голубоглазые, счастливые Иваны…

– Выпьем за журналистов! – раздался голос садовода Капустина.

– Да подожди ж ты! – хитро прищурился на меня Федор Леонидович. – Странного в Небосводе может показаться и правда немало. Вам, небось, про нас наболтали всякого?

– Больше догадки. Но, говорят, связь с вами теряют…

– Это правда. Но больше по собственной дурости, – сказал директор музея Грачев.

– Оскотинившийся народец!

– До дураков пока достучишься…