Эда расплакалась от досады. Ей стало очень страшно – за маму, за себя, за брата и сестру, которых она может больше никогда не увидеть. Напрасно Эдуард Генрихович успокаивал ее, старался уверить ее, что все непременно наладится – девочка не успокаивалась и винила во всем себя.
– Мама заболела от горя! Когда папа уехал, она стала такой – грустной, странной, молчаливой. А теперь, когда Александр и Анна больше не приезжают, она просто умрет, понимаете?!
– Эда, ну что ты! У нее есть зачем жить – у нее есть ты!
– Я ужасная! Я грубила ей! Я грубила им всем! Она радовалась, когда они были рядом, когда все были рядом, а теперь она изменилась совсем. Это все я! И теперь я могу остаться совсем одна! Я должна это исправить, должна, понимаете?
Эдуард Генрихович прижал рыдающую девочку, гладил ее по голове, пока она немного не успокоилась. Потом они пошли домой, и обессилевшая Эда просто молчала всю дорогу и весь вечер. А ночью, когда все уснули, она взяла книжку про бисер, тихо прошла в кухню, включила там свет и снова стала разгадывать тайны бисера, который уже жалела, что нашла. Но Эда знала точно – теперь она должна что-то сделать, чтобы исправить все свои ошибки.
7
За завтраком учитель спросил Эду, кто дал ей такое имя и почему ее старшего брата и сестру никто не называет Саша и Аня, а только Александр и Анна. Эда, смутившись, помолчала немного, но потом все же ответила:
– Это из-за папы. Он считал, что имена детям нужно давать особенные, тогда и жизнь у них будет особенная. Он дал мне мое имя, и всегда говорил маме, что ее старших детей тоже нужно звать полными именами, не упрощать, как все. И потом все привыкли, и стали так звать их.
– А где он теперь? – спросил учитель.
Эда пожала плечом, и он понял, что расспрашивать не нужно.
– Эдуард Генрихович, как мне попасть на ледник?
– Эда…
– Но я должна, понимаете? Должна! Я подумала – может, волшебный бисер можно найти где-нибудь еще, не только на Менденхолле?
– Откуда же мне знать, все может быть. Но мы не знаем наверняка даже то, что твой бисер именно с Менденхолла, это только догадка.
– Это точно, я знаю, я видела фотографии, – ответила Эда и рассказала все, что сумела прочесть о мировых ледниках и ледниках в горах Заилийского Алатау. И вдруг страстно добавила: – Мы должны поехать хотя бы туда, на Туюксу! Это рядом! Давайте поедем туда, и как можно быстрее, Эдуард Генрихович, пожалуйста!
Эдуард Генрихович уже не первую неделю чувствовал, что его ученица как-то незаметно для него научилась управлять им лучше, чем это делала даже его мама. Он усмехался этим своим мыслям, когда следующим вечером собирал вместе с Эдой теплую одежду, обувь, термосы для горячего чая и прочее необходимое для поездки на ледник Туюксу, что располагался нал Алматой. Что они будут там искать, он понятия не имел, но Эда так верила в то, что это нужно сделать, что начинал верить и он. И рано утром в субботу, снаряженные почти как альпинисты – в теплой одежде и с рюкзаками они выехали в город, а оттуда на специальном автобусе в горы. Пешком им предстояло идти еще много километров в гору.
***
Зима по-прежнему с трудом отпускала свою морозную хватку. Только солнце светило чуть ярче, утра были светлыми и дарили надежду на скорую весну. Эда и ее учитель были не одни – чуть впереди на ледник шли другие люди, видимо, настоящие горные путешественники, потому что снаряжение у них было серьезное – удобные комбинезоны, специальные очки на пол-лица, палки для горных восхождений, и целая гора из рюкзаков за плечами. Эда шла как одержимая – будто не уставала вовсе, хотя за ее спиной тоже был рюкзак, и в руках не было никаких вспомогательных палок. Она часто уходила вперед, и потом ждала Эдуарда Генриховича, который часто останавливался, чтобы перевести дыхание.
Они шли много часов. Потом глядя на своих попутчиков, которые остановились, чтобы сделать привал, Эдик предложил выпить чаю и Эде. Она хотела было отказаться, но видя, как измотан ее учитель, согласилась. Они достали термос, печенье и, сев на рюкзаки, стали пить чай, глядя на горы вокруг. Здесь наверху воздух казался теплее. Эдуард Генрихович пошел к попутчикам узнать, как долго до ледника.
– Говорят, что мы почти на месте, – сказал он Эде. – Минут двадцать-тридцать, и дойдем.
Услышав это, Эда тут же соскочила с рюкзака, и засобиралась в путь.
– Тогда давайте пойдем, – сказала она, надевая рюкзак на плечи и помогая собраться учителю.
– Эда, ты неугомонная, – вздохнул он. – Не знал, что ты можешь быть такой отчаянной, когда тебе что-то нужно.
Но деваться было некуда, и он снова повиновался.
Совсем скоро они подошли к подножию ледника, но не сразу поняли, что с этого места и начинается ледник. Солнце светило ярко, и ничего особенного видно не было, но когда они ступили на лед, стало ясно, что идти дальше будет просто невозможно.
– Эда, это и есть Туюксу, а дальше идти мы не сможем, у нас обуви подходящей нет, – сказал девочке учитель.