Секрет опричника. Преступление в слободе

– Если верить Карамзину, который в своей «Истории государства Российского» усердно пересказывал летописи, дело обстояло так. К Ивану Грозному из Новгорода пришел некий «бродяга волынский» по имени Петр и сообщил, что новгородцы замышляют присоединиться к Литве. В измене царь подозревал всех, но тут потребовал веских доказательств.

– И он их получил, – догадался я.

– Да, бродяга тут же пообещал представить такие улики и вместе с доверенным лицом Грозного вернулся в Новгород. В храме Святой Софии он извлек из-за иконы Богородицы письмо, написанное новгородским архиепископом Пименом, в котором тот от имени новгородцев просил польского короля Сигизмунда взять их под свою власть.

– Убедительнее доказательства и не придумаешь.

Пташников посмотрел на меня с хитрецой:

– Вы правы – когда грамоту показали Ивану Грозному, участь новгородцев была решена. В декабре 1569 года Грозный вместе с царевичем Иваном и опричным войском выступил из Александровой слободы в поход на Новгород. Шли через Клин, Тверь, Торжок, Вышний Волочек, Валдай, Хотилово, Бронницы, и всюду, где появлялись опричники, текла кровь.

– Не понимаю, зачем было архиепископу Пимену прятать письмо такого содержания за икону? Ведь для того, чтобы добраться из Новгорода до Москвы и обратно, этому «бродяге волынскому» потребовалась, наверное, не одна неделя. И все это время письмо лежало за иконой? Нет, тут что-то не так.

– Целиком согласен с вами, – сказал Пташников.

– Так в чем же тогда дело?

– Судя по всему, Пимен этого письма не писал и не имел к нему никакого отношения.

– Так, может, и письма не было?

– А письмо было, только написал его, скорее всего, не архиепископ Пимен, а тот самый «бродяга волынский» Петр. По крайней мере так считал Карамзин.

– Подложное письмо? – заговорил в Марке сотрудник милиции. – Понятно. Но зачем оно ему потребовалось? Ведь не сносить бы этому «бродяге волынскому» головы, если бы Иван Грозный не поверил ему.

– Высказывалось предположение, что Петр таким образом решил отомстить новгородцам, которые «за худые дела» наказали его и с позором выгнали из Новогорода.

Марк скривил губы:

– Ничего не скажешь – коварный ход. Конечно, сейчас бы этот номер не прошел – графологический анализ сразу бы определил автора письма. Но для того времени трюк с подложным письмом хорошо продуман, не придерешься.

– Так-то оно так, но сам ли Петр написал его – вот вопрос, – поднял Пташников указательный палец.

– Вы хотите сказать, Петр был подставным лицом? – уточнил Марк.

– Вот именно.

– Кто же тогда был автором письма?

– А как вы считаете?

Марк беспомощно развел руками:

– Тут слишком мало данных, чтобы построить более-менее убедительную версию.

– Не разработал ли всю эту хитроумную операцию сам Грозный, и раньше не доверявший Новгороду?

– Возможно, – подумав, согласился Марк с краеведом. – Какой-то бродяга – и вдруг пишет письмо за новгородского архиепископа. Тут нужна не только ловкость, но и высокая образованность. А откуда она у бродяги?

– Вот-вот, – подхватил Пташников. – Очевидно, к подложному письму Петр имел только косвенное отношение. И правда, зачем было прятать письмо такого содержания за икону в главном храме Новгорода, когда его надо было как можно быстрее отправить по назначению? Почему Петр, зная о письме за иконой Богоматери, сразу не принес его царю?

Тут я возразил краеведу:

– Одно дело – Петр вручил письмо царю сам, и другое – если письмо увидел за иконой доверенный человек царя. Так выглядело убедительней.

Марк согласился со мной:

– Свидетелям-очевидцам всегда было больше веры, чем «послухам», узнавшим о событии от других лиц, по слухам.

– И все равно я считаю, дело обстояло не так, как его описывал Карамзин. Причины Новгородского погрома более серьезны, уважаемый историк просто пересказал легенду, которую, возможно, придумал сам Иван Грозный.

– Что же произошло дальше? – поторопил я краеведа.

– Восьмого января 1570 года опричное войско вступило в Новгород. Ивана Грозного со всеми полагающимися почестями встретил архиепископ Пимен, хотел благословить, но царь оборвал его и, если верить Карамзину, заявил: «Злочестивец! В руке твоей не крест животворящий, но оружие убийственное, которое ты хочешь вонзить нам в сердце. Знаю умысел твой и всех гнусных новгородцев, знаю, что вы готовы предаться Сигизмунду Августу. Отселе ты уже не пастырь, а враг церкви и святой Софии, хищный волк, губитель, ненавистник венца Мономахова…»

Вряд ли Иван Грозный сказал в Новгороде именно эти слова, но Пташников произнес их так горячо и убедительно, что я, представив себя на месте архиепископа Пимена, мысленно содрогнулся.