Секрет опричника. Преступление в слободе

– И начался погром, продолжавшийся полтора месяца и стоивший новгородцам десятков тысяч убитых и замученных. Опричники ограбили Софийскую церковь – взяли ризную казну, сосуды, иконы, колокола. Царь сам объезжал окрестные монастыри и церкви, забирая в них все ценное. Потом опричное войско подошло к Пскову, но правивший здесь воевода Юрий Токмаков, устроив царю торжественную встречу, отвел от своего города участь несчастного Новгорода. Как писал Карамзин, царь в Пскове «взял только казны монастырские и некоторые иконы, сосуды, книги».

– Кинги? – словно ослышавшись, переспросил Марк.

– Иван Грозный был заядлым книжником, ничего странного тут нет. Это только некоторые историки рисуют его серым, непросвещенным деспотом, в придачу – душевнобольным, – сердито сказал Пташников.

Не трудно было догадаться, что он имеет в виду Окладина. Но я подумал сейчас о другом – и впрямь, не был ли вызван такой жестокий разгром Новгорода тем, что именно здесь скрывался от Грозного сын Соломонии Сабуровой? Или это опять-таки только легенда?

Ровно в девять часов утра мы были в кабинете директора Борисоглебского музея. Почему-то не Марк, а Пташников начал объяснять причину нашего приезда. Директор внимательно выслушал его и признался:

– Царские врата… Иван Грозный… Какой-то план… Ничего не понял. Объясните толком, что требуется от меня?

В разговор пришлось вступить Марку. Он подробно изложил суть дела, показал удостоверение сотрудника МВД.

– Вот теперь все встало на свои места, – успокоился директор. – У нас действительно есть Царские врата новгородской работы, поступившие к нам из Спасо-Ярославского монастыря…

С этими словами директор набрал номер телефона.

– Нина Алексеевна, зайдите, пожалуйста, ко мне. Тут дело такое… необычное.

Минут через пять в кабинет вошла низенькая девушка в очках, в черном, тщательно отутюженном халате. Директор музея церемонно представил ее нам:

– Знакомьтесь – Нина Алексеевна, старший научный сотрудник, наш хранитель фондов.

Девушка смущенно кивнула, видимо, еще не привыкнув к своему солидному титулу.

Узнав, что нас интересует, она проговорила чуть слышно, как бы через силу:

– Я видела этот план…

Словно по команде, мы с Пташниковым вскочили на ноги, готовые в то же мгновение бежать к Царским вратам. Ключ к разгадке тайны опричника был в руках этой застенчивой девушки.

Заразившись нашим нетерпением, директор музея вышел из-за стола, энергично сказал:

– Я тоже хочу посмотреть этот план. Пойдемте.

– Поздно.

– Что поздно? – оторопело посмотрел директор на девушку.

Она бессильно опустилась на стул.

– Плана больше не существует.

– Как это?! – растерялся директор. – Куда же он делся?

Девушка заговорила взволнованно, сцепив пальцы рук:

– Эти Царские врата были в Москве на реставрации. Иконы евангелистов в них древние, но записаны поновлениями девятнадцатого века. Реставраторы сделали дополнительные крепления, однако после этого иконы стали выступать из окладов Царских врат. Мне позвонили из Москвы и спросили, нельзя ли чуть стесать Царские врата в тех местах, где крепились иконы евангелистов. И я согласилась на это. Под иконой Иоанна действительно было какое-то неясное изображение. Но тогда мне показалось, важности оно не представляет – небрежно, наспех вырезанные линии и значки…

Пташников вполголоса чертыхнулся. Я сам был в отчаянии – столько сил потратили на поиски плана, и все впустую. Теперь сокровища опричника были окончательно потеряны для нас, тайна Ганса Кэра осталась нераскрытой.

Марк попросил показать Царские врата. Впятером мы спустились в отдел хранения, девушка подвела нас к Царским вратам, сняла икону евангелиста Иоанна.

Там, где четыре столетия находился план тайника опричника, сейчас была ровная, покрытая лаком поверхность. От вырезанного Гансом Бэром плана не осталось и следа.

Перед нами были те самые Царские врата, за которыми гонялся чернобородый и поискам которых столько сил и времени отдали мы, но я не испытывал ничего, кроме разочарования и усталости. Наверное, те же чувства ощущали Марк и Пташников. План тайника исчез, а все остальное сейчас нас просто не интересовало, даже красота Царских врат, сделанных безвестным талантливым мастером.

Понуро вышли мы из темного подвального помещения на свежий воздух. Настроение было хуже некуда. Марк будто воды в рот набрал, Пташников сразу полез в карман за папиросами.

Не лучше был вид и у директора музея. А старший научный сотрудник и хранитель фондов, казалось, вот-вот расплачется, как провинившаяся школьница.

Но неожиданно ее голубые глаза за стеклышками очков оживились.

– Есть у кого-нибудь бумага и ручка?

Я торопливо протянул ей свою записную книжку. Девушка задумалась над чистой страницей, неуверенно провела справа волнистую линию, слева протянула к ней посреди страницы другую, пересекла ее резкой прямой сверху вниз. Помедлила и поставила на пересечении линий крест, чуть выше и левее его нарисовала кружок и в этом же направлении, на таком же расстоянии от креста, небольшой прямоугольник.