Мари не заметила, как, наплакавшись вдоволь, провалилась в сон на полу. За пеленой, уводящей от горькой реальности, привиделась Вирту. Забытые черты матери — грубые, словно вытесанные из древа невеселой жизни — приобрели четкость. Гадалка сердилась. Не на дочь. На шарманщика, испуганно пятившегося к обшарпанной двери.
—
—
—
— Снежики… Снежики… — бормотала Мари, переодеваясь. — Что это такое?
Она приняла решение, едва открыла глаза посреди ночи — удрать из замка и отправиться на поиски шарманщика Еллу. Прямо сейчас. Не медля ни минуты. Где выход, она теперь знала. Как пройти мимо эу, предстояло сообразить на месте. Стихийница и сама не смогла бы ответить, что сподвигло на срочные сборы — ярость Рофуса или сон о таинственных снежиках. Знала одно — оставаться в замке Крона выше сил.
Какая умница Элия Норлок, что снабдила платьем и браслетом. Нужно непременно поблагодарить соседку, если их пути снова пересекутся. Мари пока не загадывала далеко вперед. Однако на границе сознания, словно зерно, упавшее на благодатную почву, зрел план о настоящем побеге. Не только из владений городовика, но и из Зимнего Дворца. Навсегда!
Скинув снежно-белое одеяние, Мари с сомнением посмотрела на Пояс Стихий. Хотела, было, оставить на кровати, но передумала. Кто знает, какие неприятности принесут поиски шарманщика, а, значит, защита не помешает. Стихийница повязала изделие из белокурых женских волос на голое тело и спрятала от посторонних глаз под свободным серым платьем. Ее ни капли не смущал факт присвоения чужого имущества. Вызывал легкое злорадство — паучиха лопнет от злости, когда узнает о пропаже.
Оранжевый браслет оказался свободнее, чем следовало, пришлось поднять его повыше. Последним штрихом к портрету простолюдинки стал серый плащ, в котором Мари накануне посетила праздник на площади. Очередное чужое добро, но не лишнее в пути. Жаль она не догадалась уложить в сундук дорожную сумку. С тоской вспоминались и подарки друзей, оставленные в сиротском доме. Интересно, что с ними сделает Юта Дейли? Выбросит, как хлам? Наверняка. Но теперь ничего не поделаешь. Да и не тащить с собой в неизвестность книги и безделушки.
Мари тряхнула головой и постаралась выбросить из нее тревожные мысли. Набрав в грудь побольше воздуха, коснулась дверной ручки.
Наставление Грэма Иллары зазвучало в ушах, словно учитель стоял рядом. В ответ вдоль позвоночника пробежала стайка мурашек. Мари растерялась. Но лишь на миг. Чего ей бояться? Стихийник, ранивший Королеву Хладу, далеко. Ночь почти прошла, на горизонте показалась шапка раннего Летнего солнца.
Мари ступала бесшумно. Ни к чему привлекать чужое внимание. Искусственного освещения в коридорах с вечера заметно поубавилось. Крон точно хотел превратить владения в замок ужаса из страшилок, которые яу пересказывали друг другу в Академии в особенно темные ночи. Чтобы отвлечься от мрачных стен, Мари размышляла о поисках Еллу. Начать следовало с рынка. Кто-то из торговцев наверняка ведает, где обитает старый шарманщик. Он и раньше часто прятался от армейцев в глубине рядов. Еще нужно придумать легенду, чтобы убедительно врать о прошлом. Какой из городов назвать родным? Может, соседний — Юнитру?
Позади послышались шаги. Осторожные, почти бесшумные. Сердце затрепыхалось, как пташка в кошачьих лапах. Слишком знакомым показался звук, напомнил леденящие кровь события на лестнице Зимнего Дворца. Несостоявшийся убийца Королевы Хлады тоже крался в ночи, прежде чем перейти в открытое наступление.
Мари запретила себе поддаваться панике. Это кто-то из слуг поднялся ни свет, ни заря, чтобы приступить к обязанностям. Надо чуточку ускориться, и он не заметит беглянку в полутемном коридоре. Но план не сработал. Незнакомец тоже прибавил шаг. Точь-в-точь, как в прошлый раз. С этим испытанием нервы не справились, и Мари припустилась прочь, отмечая в мечущихся мыслях, что и преследователь перешел на бег.
Дочь Зимы больше не заботилась о тишине и летела к выходу, отчаянно молотя каблучками. Топот отдавался зловещим эхом, нагнетая страх. Почему она вновь не послушалась Грэма?! Сидела бы в спальне в безопасности, а не участвовала в безумной гонке, наградой в которой станет ее жизнь!
«