Секретарь старшего принца 8

Они беспомощными куклами развешаны на стене пыточной. Лишённые конечностей, выжженных магией так, что их больше не восстановить, если только кто-нибудь из Аранских — или Элор — не решит их освободить от печати полного разрушения. Заключённые в лабиринты своих самых страшных кошмаров. Подпитываемые магией Эёрана, но лишённые возможности магию использовать. Балансирующие на грани жизни и смерти.

Смотрю на эти бледные от ужаса и потери крови кульки и… ничего.

Не легче.

Мне ни капельки не легче. И я «помню», как убивала свою семью.

Помню, как они делали это.

Знаю, как появились на полу лужи крови, навечно впечатанные в мою память кошмарами.

Как вампиры втроём оторвали голову дедушке.

Как стискивали моих родителей каменными оковами и держали в дверных проёмах, не давая превратиться в драконов.

Как походя убивали слуг.

Каждое мгновение этого стремительного набега с трёх ракурсов — теперь в моей памяти.

Элор подхватывает меня на руки и несёт, а я проваливаюсь в воспоминания.

В эти кровавые подробности.

Во взгляд на мой дом глазами врагов. В восприятие хищников. В мысли о том, как аппетитна драконья кровь, как здорово утереть носы драконам.

Золотое пламя вспыхивает вокруг, шипит, снова отвлекая меня от мельтешащих в сознании картинок, смешанных с запахами, ощущениями, эмоциями.

Дедушка не сразу понял, что это ловушка, не сразу осознал, что телепортироваться нельзя не только из-за наших защитных чар, но и из-за накрывшего замок чужого антителепортационного заклинания.

Сначала дедушку завели в замок, где он в драконьей форме не мог полноценно сражаться, а без драконьей формы даже с телекинезом он защищённым от ментальных атак вампирам не соперник.

Родителям вовсе не дали обратиться.

Халэнн изображал меня до последнего.

На его бледном лице не было ни капли страха, только решимость.

Вода ударяет меня сверху, барабанит по макушке крупными каплями. Кап-кап-кап. Шуршание воды.

Мы под душем. В нашей с Элором ванне.

Элор чуть нависает надо мной, частично закрывая от падающей с потолка воды. Капли барабанят по чешуйкам на моих обнажённых плечах — и когда Элор успел сорвать с меня рубашку? Зачем?

— Ри… — он тянет с меня штаны.

Вода кажется горькой от крови вампиров. По солнцу и луне на дне огромной ванны струятся розовые потоки подкрашенной воды.

Освободив меня от пропитанной кровью одежды, Элор тоже раздевается до панталон, отбрасывает свои грязные тряпки.

Вода всё барабанит и барабанит по нам, напоминая дождь, который так любил Халэнн. Дождь, под которым мы кружили с Халэнном. И тихо смеялись от переполнявших его эмоций.

— Им это было даже неинтересно, — произношу я внезапно для себя. — Не было каких-то личных счётов, жгучего желания уничтожить именно нас, хотя уничтожение последних менталистов у драконов — тактическая, а то и стратегическая победа. Но их даже это не интересовало и не вдохновляло. Это было просто задание. Им было всё равно, каких драконов убивать. Они шли на дело с ленцой, потому что уже нажрались драконьей крови. Воспринимали это как досадную помеху собственным делам. Просто досадную помеху, — последнее звучит как-то особенно горько. — Они ходили по моему дому, смотрели на убитых ими — и им было всё равно. Они уничтожили всё, всю мою жизнь… и для них это было ничего не значащим, проходным делом. Поводом похвастаться этим перед приятелями за выпивкой. Но в целом — ерунда… Ерунда.

В груди так пусто, словно внутри ничего нет.

Элор прижимает меня к своей обнажённой груди (его сердце стучит часто, мощно), гладит по волосам. Его голос нарушает размеренный шелест воды:

— Только потому, что они воспринимали происходящее так, ты до сих пор жива. Только из-за наплевательского отношения они не проверили тело Халэнна, не стали искать тебя, ушли сразу, опасаясь, что защитные чары просигнализируют во дворец, и к вам выдвинется подмога. Задержись они в замке чуть дольше, и ты бы с ними столкнулась. Тебя тоже должны были убить на случай, если Эштран поделился информацией о переделывании сознания Линарэна, на случай, если ты что-то узнала сама.

— Да, им приказали уничтожить всех менталистов нашей семьи, не только дедушку.

— Ты выжила по счастливой случайности, — продолжает Элор.

Счастливой ли?

— …не стоит об этом сокрушаться, — заканчивает Элор свою мысль.

А сам он не сокрушается об этом? Не лучше было бы, если бы тогда умерла я?

Вода вдруг перестаёт падать на нас, но продолжает лупить дно ванны вокруг, и брызги отскакивают на наши ноги. Потоки стекают, словно по невидимому куполу. Элор разжимает объятия, обхватывает ладонями моё лицо и заставляет посмотреть на него. Он немного бледен. Капли воды стекают с его волос, скользят по лицу, по дрогнувшей губе. Несколько влажных бисеринок мерцает на мокрых слипшихся ресницах. Элор вглядывается в моё лицо.

Всего мгновение.

И целует.

Неожиданно: менталистку, только что лазившую в чужих головах. Неужели не боится? От этих мыслей мои губы нервно дёргаются, и Элор отстраняется. Но только для того, чтобы поднять меня на руки. А вода всё шелестит, напоминая о дожде.

Глава 9