«Ты, Машенька, влюбилась, вот что! – подвела она неутешительный итог своим размышлениям, - … КАКОЙ УЖАС!». Бедный несчастный и всеми преследуемый босс! Возможно, впервые он кому-то доверился, полагаясь на убедительные заверения, что «я к Вам – ни-ни!», а его так подло, так неожиданно подвели…
В дверь ванной послышался осторожный стук.
- Маш, выходи! Давай поговорим, девочка! Не бойся, - стараясь не напугать ещё больше свою, и без того перепуганную секретаршу, заскрёбся в двери босс, - Я прошу прощения! Сама говорила, это не я, а болезнь! Пожалуйста, выходи!... Я больше тебя не трону…
Вот так вот! Он теперь ещё и вынужден перед ней унижаться! Мария вытерла насухо лицо, отогнала, насколько смогла, свою панику, взяла себя в руки и, ведомая злостью на саму себя и такую свою внезапную подлость, открыла дверь и вышла.
- Дмитрий Олегович, - начала она решительно, - Не знаю и знать не хочу, что со мной вдруг случилось, но я ещё раз прошу прощения! Мы не могли бы с Вами… это всё… как-нибудь забыть?
Мужчина сначала виновато, а потом всё больше и больше злясь, сжал губы в одну тонкую линию и с ненавистью бросив: «Я понял! Как скажешь!», развернулся и заперся в спальне…
***
Чуть позже, в напряжённой безрадостной тишине они пообедали, потом Дмитрий Олегович ненадолго вернулся в спальню и вышел оттуда, неся термометр.
- Мария… Валентиновна, у меня – тридцать шесть и шесть, - он сунул ей в руки градусник, подтверждая свои слова, - Я полностью здоров и очень Вам благодарен! Я пока не придумал, как смогу выразить Вам свою признательность за помощь… думаю, премия сможет хоть как-то компенсировать Вам испорченные выходные, как Вы считаете?
Маша замерла статуей, пытаясь переварить уже сказанное и угадать, к чему он ведёт. Босс, не заставив её долго мучиться предположениями, тут же холодно выпалил:
- Как видите, у меня больше нет никакого повода и права задерживать Вас у себя. Вы можете сейчас собрать свои вещи и ехать домой… Ещё раз, спасибо!
Маша растерянно заглянула в его злые глаза, ища там хотя бы намёка на прежнюю их теплоту и даже нежность, но, не найдя в этой холодной пустоте ничего для себя утешительного, обречённо собрала свои вещи, переоделась и пошла к выходу.
Проводить её к двери или, хотя бы, сказать дружеское «до свидания», босс из своей запертой спальни так и не вышел…
ГЛАВА 24.
Дмитрий Олегович Рокотов второй день пребывал в пресквернейшем настроении. Он злился на себя, на Машку, на ангину и те обстоятельства, которые привели его в такую постыдную ситуацию.
Он то вспоминал, с каким пафосом и самодовольством потребовал у секретарши даже не мечтать его, такого раздутого самомнением индюка, хоть как-то «впечатлить». То перед его внутренним взором до мельчайших подробностей всплывало её рассерженное лицо и то недоумение, с которым она его заверяла, что даже не представляет, какая сила способна её заставить увидеть вдруг в нём мужчину.
Потом он мучил себя воспоминаниями о том отвращении и даже брезгливости, написанными на её перепуганном личике, когда она от него отскочила, прервав поцелуй.
«Я – похотливое чудовище! – раз за разом повторял себе Дмитрий Олегович, добивая свою самооценку, - Девчонка меня, считай, с того света вернула, носилась со мной, как с писаной торбой, а я так постыдно её отблагодарил!».
Ему не хотелось анализировать свои ощущения и чувства, под действием которых он так очевидно и даже охотно и радостно наплевал на собственные принципы – не связываться с подчинёнными. Скорее всего, это был просто страх узнать о себе что-то такое, что наполнит душу тоской и страданием, а разум вынудит зло над собой шутить и измываться…
***
Он появился в офисе в понедельник мрачным и злым. И затравленный взгляд секретарши и её нерешительное «доброе утро» радости ему отнюдь не добавили.
Он объявил Марии Валентиновне, что отныне никакого латте пить не будет и, вообще, ей больше не стоит утруждать себя «бытовым обслуживанием» босса. Пусть всё своё время и энергию направит исключительно на решение рабочих вопросов.
В течение дня он общался с секретарём исключительно посредством селектора и ужасно злился, что за время его двухдневного отсутствия на работе, накопилась масса вопросов, которые он без помощи секретарши решить был не в состоянии.
Когда время обеденного перерыва давно наступило, а Маша так и не попыталась отпроситься у него на обед, Дмитрий Олегович вышел из кабинета и очень строго и холодно распорядился:
- Никакие голодные бунты со мной не пройдут! Вы немедленно собираетесь и уходите обедать! Я ясно выразился?!
Под его гневным пристальным взглядом девушка сначала испуганно замерла, стараясь собраться с мыслями, а потом решительно выпалила:
- Только при условии, что Вы позволите накормить и Вас!
Перед глазами мужчины пронеслась картина, как она сидит у его изголовья и терпеливо кормит его из ложечки. Он скрипнул зубами, отгоняя от себя мысли, как она, бедная, вынуждена была его жалеть и, насилуя себя, о нём заботиться, а потому холодно выплюнул: