Секретарша No-Name

Четыре часа без остановки к Анжеле заходили люди. Нам выдавали зарплату за один месяц и трудовую. Увольняли по соглашению сторон. Кто-то хотел получить пять окладов, отказывался подписывать соглашение, грозил судом. Я не спорила. В то время у меня не было козырей, чтобы бороться. Кто я? Только ассистент отдела. Прощаясь со мной, Анжела Федоровна поднялась с кресла, пока финансовый директор отсчитывал мои законные 30.000. Она обняла меня. По ее щекам текли слезы, – у тебя все будет хорошо, девочка моя. Ты сокровище для любого директора! Пробуйся в ассистенты! Сделаешь карьеру, я точно знаю!

Наверное, она бы не стала генеральным директором, если бы не умела разбираться в людях. Хотя бы в некоторых. Может быть, она увидела во мне какую-то особенную одаренность, необходимую для персонального ассистента. Помешанность на работе. Единение с офисом не потому, что надо, а потому что я этого хочу.

К слову, Анжеле удалось сохранить каталог и тридцать рабочих мест. Кирилл остался один. Остальные получили трудовые. Как истинный капитан, он написал заявление по собственному желанию и уволился без выплат вместе со своими парнями.

Удивительное 31 декабря. Коллеги возвращались к семьям, и подарком тем стала новость о потере работы. Я помню, что нам разрешили забрать все книги. Они были собственностью издательства. Покидая здание, за которое Планета больше не могла платить, мы забрали с собой частичку нашей земли. Я была на машине. Багажник, задний диван и переднее кресло были забиты книгами. Теперь у меня дома огромная коллекция рукописей из более не существующего издательства. Может быть, однажды, они станут цениться на рынке букинистов.

Вместе с книжным романом закончился и наш роман с Романом. Мы целовались с ним, нахально стоя на крыльце, не замечая обтекаемых нас, будто скалу потоки уволенных бывших коллег. В тот момент мы тоже становились с ним бывшими. И не только коллегами. Пока никто из нас не догадывался об этом. Но пара не отвеченных звонков, новая работа через месяц расставили окончательные точки. Они не были многоточием, они были прекрасным жирным окончанием.

… Многоточием началась история реальной жизни и трех новых работ. На них до увольнения я продержалась: месяц, неделю и один день. Синагога, конюшня и нефтяная вышка. Три эпатажных места, которые напитали меня перед самым главным апофеозом… перед работой номер шесть. Но без этих трех, как знать… позвали бы меня вообще на то судьбоносное сахарное собеседование?

Глава пятая. Три многоточия

Работа три, четыре, пять

Об этих офисах я расскажу в одной главе. Они оставили свой след, и конечно, одарили незабываемым опытом.

Синагога.

Работой номер три оказалась весьма эксцентричной конторой даже по моим меркам. Это место и не контора вовсе. Оно что-то среднее между храмом и общественным местом, ведь работать я стала в синагоге. Внутри располагались офисные помещения, школа и столовая на манер шведского стола, куда мог прийти пообедать за деньги любой желающий.

Меня взяли на должность помощника руководителя отдела по организации всех иудейских мероприятий, связанных с национальными праздниками. Приходить нужно было к 11, а в 17 по домам. За рабочим столом разрешалось курить, а на соседней стене висел календарь православный (гражданский) и иудейский. Все праздники суммировались. Выходных набиралось много, а по пятницам работа прекращалась с заходом солнца. В январе солнце садилось в 16 с копейками, прибавляя по минуте за день. Особо у нас в синагоге народ не перерабатывал, как вы поняли.

Меня приняли на работу с большим авансом. Впервые я испытала на себе угнетение по религиозным соображениям. Крестили меня родители, когда мне было пять. Никто не спрашивал ребенка во что он верит или нет. У меня была спокойная в этом плане семья, скорее мы были неучами в отношении религии. Я знаю только одну молитву Отче Наш, к сожалению, понятия не имею, что такое исповедь или причастие. У меня лично никаких предубеждений нет касательно свободного выбора всех людей. Кто во что хочет, тот в то и верит. Пусть все мы будем разной расы и не схожи в предпочтениях. Я за свободу во всем с соблюдением этики и гражданских прав каждой страны.

– Вы еврейка? – это был первый вопрос, который мне задали на собеседовании. Я четно ответила, что нет. – Мы предпочитаем трудоустраивать евреев, – смотрела девушка лет тридцати в мое резюме. Она говорила на чистом русском. Была брюнеткой с оливковой кожей. Ее пальцы украшали кольца Frey Wille. Она поговорила со мной на английском, дала прочитать и перевести текст в каком-то англоязычном журнале об автомобильной выставке в Женеве.