Секретики

Сперва Кара просто стоит, видимо, переживая чудесное спасение, и дрожит мелкой дрожью. Затем делает неверный шаг правой, и ее тут же заносит в противоположную сторону. Она успевает расправить левое крыло, иначе просто завалилась бы набок. Потом следует еще шаг, теперь левой. Всё повторяется в зеркальной проекции. При этом она издает странные звуки – растягивает вороньи слова, будто матерится. Больше всего она похожа на пьяного мужика, очнувшегося на ступеньках, где он ненароком заснул. Шаги даются бедной птице тяжело, отчего глаза ее подергиваются серой пленкой, заменяющей птицам веки. Кара явно не в себе, теперь она издает необычные тихие звуки, что-то бормочет, перебирает лапками, проходит метра три и, лишившись последних сил, заваливается на спину. При этом на ее физиономии абсолютная эйфория, словно она оказалась в птичьем раю. Под неумолчный хохот окружающих изволновавшийся Карамба, трясясь от холода, поднимает ее и устремляется вперед, далеко выбрасывая длинные ноги. Обеими руками он бережно прижимает к влажной рубашке ничего не соображающую Кару.

Мы не решаемся бежать вдогонку – нашего друга сейчас лучше оставить в покое. Раз пришли к речке, надо искупаться. Вода в бочажке всегда холодная, со дна тут бьют ключи. В тот день она просто обжигает. Отжав в кустах трусы, мы натягиваем одежду и отправляемся по домам обедать.

На следующий день Кара, как всегда, величественна и делает вид, что вчерашнее произошло не с ней, а с какой-то приблудной товаркой, которые летают по кустам, разыскивая всякую гниль и падаль. С ними наша ворона никогда не водилась. Вот и теперь, сидя на плече хозяина, она настойчиво тянется клювом к губам Карамбы, испрашивая поцелуй, который дарует ей окончательное прощение. Кровососы-пухоеды, к слову, не отпали. Видимо, алкоголя было маловато или ветеринар что-то напутал с дозировкой. Мы в шутку предложили Карамбе повторить эксперимент, но он так свирепо зыркнул на нас, что было решено немедленно сменить тему. Толик достал колоду карт, и мы стали играть в дурака, в двадцать одно, а потом в секу.

15

В том же году, в июле, мама взяла меня в экспедицию в Пронск. Этот древний город расположен на рязанских холмах, отсеченных от плоского противоположного берега змеящейся Проней. Проня – река спокойная, томная и разительно отличается от стремительной многоводной Оки, в которую впадает. Здесь водятся раки и некрупная рыба, которую я даже однажды ловил на удочку, взятую у одного местного паренька. В тот год река показалась мне широкой, хотя в следующем июле на раскопках курганов у села Маклаково я спокойно переходил ее вброд, и вода лишь в одном месте доходила мне до груди. Средневековый город на высоком левом берегу Прони близ впадения в нее реки Пралии был дотла спален монгольскими войсками 16–17 декабря 1237 года. Остатки этой трагедии и раскапывала экспедиция Исторического музея под руководством маминой начальницы Майи Васильевны Фехнер. Копали на пустыре, со времен монгольского разорения здесь никто больше не селился – редкая удача для археологов.