Секретная битва

— Садитесь, господа, — указывая на такие же ящики, глухим голосом предложил генерал. — Видит Бог, мы сделали все, что в наших силах, и даже сверх того. Два месяца назад я хотел вести корпус на прорыв, и мы непременно прорвались бы. Но у меня был другой приказ от командующего, а приказы я привык выполнять. Радиосвязь не работает из-за севших аккумуляторов. Проводная связь не работает из-за перебитых проводов. Не приказываю, а прошу. Проберитесь в город. Там, в развалинах универмага, располагается штаб Шестой армии. Передайте командующему, что командир корпуса генерал Зейдлиц желает знать, какой будет приказ.

Зейдлиц откашлялся сухим кашлем. Видно было, что он болен.

— Мне нужна ясность. Я не могу командовать людьми, не зная настроений и намерений вышестоящего командования. Идите.

Лейбниц и фон Гетц вышли из землянки.

— Давайте автоматы, что ли, возьмем, — предложил Лейбниц.

— Зачем? Не все ли равно, как вас убьют — с автоматом или без? Так зачем нести на себе лишнее?

— Разумно. Так пойдемте.

День выдался солнечный и не морозный. Стояла удивительная тишина, от которой все уже отвыкли за последние недели. Все вокруг них как будто вымерло. Солдаты забились в щели и блиндажи, пытаясь отыскать хоть немного тепла. Отощавшие, заросшие щетиной, с впалыми глазами, они походили сейчас на выходцев с того света. Было удивительно, как эти люди больше двух месяцев сдерживают русских.

От Городища, в развалинах которого располагался штаб корпуса, до Сталинграда было рукой подать.

Город произвел на них еще более гнетущее впечатление. Он был чужой, до основания разрушенный. Здесь не было ни одного целого стекла, ни одного не разрушенного дома. Жуткие руины, воплощенная безысходность.

Самое страшное, что все это — все эти руины, улицы, заваленные битым кирпичом, иссеченные до корня обрубки деревьев — все это сделали они, Лейбниц и фон Гетц. Пусть они не ходили непосредственно на приступ, не находились в передовых линиях наступающих войск, но они служили в этих войсках и они хотели наступления таких вот последствий — страшный, тихий, мертвый город и пронзительный вой и свист ветра, гуляющего среди скелетов домов.

Штаб армии являл собой трагическое зрелище. В разбитом подвале разрушенного универмага, в который они не сразу разыскали вход, находилось сотни две солдат и офицеров, расползшихся по закуткам и кладовкам. Некоторые были заметно навеселе, хотя веселого в их положении было мало. Они не сразу смогли найти хоть кого-то, кто мог бы им внятно объяснить, где сейчас находится командующий.

Наконец кто-то обмотанный бабьим платком махнул им рукой по направлению к одному из коридоров:

— Там поищите.

Метров через пятнадцать коридор расширялся, образуя что-то вроде площадки перед несколькими складами.

Какой-то майор, выбритый и даже пахнущий одеколоном, распоряжался десятком солдат:

— Вот сюда. Вот сюда кладите. А этот вон туда. Живее!

Солдаты перетаскивали на своих плечах тяжеленные кожаные чемоданы.

— Эти шесть отдельно. Это вещи фельдмаршала.

Шесть объемистых чемоданов были отставлены отдельно от остальных. Солдаты продолжали сортировать чемоданы под руководством штабного майора.

— Пойдем отсюда, — Конрад решительно повернулся и пошел к выходу.

Они вышли и отправились в расположение штаба корпуса.

— Нет, вы видели! От него еще и одеколоном пахнет! — возмущался фон Гетц. — Учитесь, Гуго, как надо устраиваться в жизни. Не сегодня-завтра в плен, а он с вещичками, благоухающий туда пойдет. Как в санаторий.

Лейбниц всю дорогу до штаба корпуса шел молча. Вернувшись, они доложили Зейдлицу, что никого из командования армии им увидеть не удалось, в штабе армии все заняты подготовкой к сдаче в плен.

На генерала это известие не произвело никакого впечатления. Неделей раньше, неделей позже, но это неизбежно должно было произойти. Шестая армия была обречена еще до начала советского контрнаступления, и обрек ее фюрер, а не Паулюс и уж тем более не Зейдлиц.

— Лейбниц, — позвал он.

— Я, господин генерал, — вытянулся тот.

— Готовьте приказ по корпусу. Сегодня ночью, с ноля часов, на всех позициях вывесить белые флаги. Кто решит сражаться до конца, тем — да поможет Господь.

— Есть!

— Погодите. Подойдите оба сюда. Присядьте.

Зейдлиц полез в какой-то ящик, достал оттуда непочатую бутылку коньяка и две картонных коробочки.

— Господа! — Генерал встал, одернул мундир и заговорил тихо и торжественно: — Я горжусь тем, что командовал такими доблестными офицерами, как вы, горжусь тем, что командовал пятьдесят первым корпусом. Не наша вина, что все сложилось так печально. Я хотел отложить награждение до того дня, когда мы воссоединимся с нашими основными силами, но откладывать дальше некуда. Господа офицеры! Объявляю вам, что вы оба месяц назад награждены Железными Крестами первого класса.

Генерал левой рукой протянул Лейбницу коробочку с крестом, а правой с чувством пожал ему руку.

— Хайль Гитлер! — Лейбниц вскинул руку в партийном приветствии.

— Поздравляю вас, господин капитан, — Зейдлиц протянул вторую коробочку фон Гетцу.