Секретная династия. Тайны дворцовых переворотов

Остановимся на последнем. Если все это компиляция, ловкое сочинение – то чье? Подозрение, конечно, прежде всего падает на Кавкасидзева: князь сам признаётся, что под руками у него Катифор и другие книги. Знание эпохи, хороший слог – все это позволило бы ему конструировать нужные документы. Семевский писал, что не видит мотивов для литературной подделки. Но, во-первых, столичные журналы неплохо платили за публикацию, а во-вторых, такое желание, как сочинить документ в духе какой-либо эпохи, выдать свое сегодняшнее за чужое прошедшее, часто не поддается достаточно рациональному объяснению. Ограничимся выводом, что Кавкасидзев мог это сделать – и мог, следовательно, сочинить также письмо Румянцева к Титову. Если бы это подтвердилось, пришлось бы признать, что он был весьма способным и дерзким мастером подделки: ведь сам в письме к Краевскому пишет о своем знакомстве с Катифором и т. п. А ведь у многих крупных русских знатоков в те годы были в руках Катифор и Голиков; и незадолго перед тем, в 1829 году, было переиздано «Розыскное дело» об Алексее, где еще раз перепечатывались основные документы. Но, несмотря на это, князь сумел напечатать и свои.

В России в ту пору уже знали отменных мастеров фальшивки – Бардина, Сулакадзева и других. Правда, они специализировались на подделках под куда более древние рукописи.

И все же князь или другой «автор» не очень-то рисковал: если бы его публично начали разоблачать (а этого, заметим, не произошло), он всегда мог бы сослаться, что у него-де был список именно таких документов: он за старых переписчиков не отвечает и откуда такие документы попали в архив Румянцевых – ведать не ведает.

В общем, улики против князя серьезные, и это пока главная версия, объясняющая всю историю. Но все же не будем торопиться. Не «выплескивается ли с водой и ребенок»? Нет ли в этом странном компилятивном собрании хоть крупицы истинных петровских тайн?

Если не князь все это сочинил, то главным подозреваемым лицом становится Андрей Гри…, будто бы работавший на Румянцева. Он (или кто-то перед ним) мог составить для фельдмаршала экстракт из писаревского перевода книги Катифора. Это имело бы смысл делать, пока та книга еще не вышла, но была в списках, т. е. между 1743 и 1772 годами (ведь сам переводчик Писарев признавался в предисловии к изданию 1772 года, что прежде с его рукописи сняли немало списков). Андрей Гри…, как видно из его письма, помнил и знал самого Александра Румянцева, умершего в 1749 году (именует того своим «высоким благотворцем», «незабвенным и достохвальным, в бозе почившим родителем вашего сиятельства»), так что тут противоречия нет.

Но зачем же даже в середине XVIII века украшать и придумывать целые письма?

Заметим, что в ту пору на это смотрели иначе, чем в наше время и во времена князя Кавкасидзева. История еще не полностью отделилась от литературы. Принцип строгой научности еще не вытеснил окончательно наивного своеволия древних летописцев, вводивших в чужие тексты различные вставки и вовсе не подозревавших, что это – нельзя.

Приведем недавно опубликованное интересное рассуждение на эту тему современных специалистов. В статье под названием «Историк – писатель или издатель источников?» И. Добрушкин и Я. Лурье обсуждали сложный дискуссионный вопрос об «Истории российской» В. Н. Татищева (1686–1750), где имеются спорные и сомнительные места, иногда рассматриваемые как фальсификация.

«Даже если мы придем к выводу, – пишут авторы, – что те или иные известия не заимствованы Татищевым из древних памятников, а принадлежат ему самому, это вовсе не будет равносильно обвинению историка в „недобросовестности“ или „нечестности“ и уж тем более никак не поставит под сомнение ценность „Истории российской“»[141].

Если Андрей Гри… действительно скомпилировал и украсил из лучших побуждений – для фельдмаршала Румянцева – отрывки из писаревского перевода Катифора – если он это сделал, то уж придумать самому «письмо руки Александра Румянцева» к Ивану Дмитриевичу, разумеется, никак не мог. Значит, если составителем-компилятором документов был Андрей Гри…, тогда очень вероятно, что письмо № 1 (к Ивану Дмитриевичу) подлинное.

А письмо № 2 об убийстве царевича Алексея?

Если рассуждать очень строго, то реальность письма № 1 еще не доказывает подлинности письма № 2, его тоже могли подделать, руководствуясь именно первым документом. Но тут мы уж заходим слишком далеко: фактов нет, всяческие умозрительные построения слишком легки, а история наша не закончена.

Прямо или косвенно к запутанной истории письма Александра Румянцева причастны многие исторические деятели двух веков. Споры вокруг дела Алексея в 1858-1860 годах были одной из самых современных тем.