Секретная должность агента Рейли

— Не думаю, скорее всего, это было здесь еще до американцев. Кажется, в этом доме был клуб, и при нем публичная библиотека, фонды который мы и лицезреем в данное время.

— Тогда все ясно, — ответил Радек.

Через полчаса Френсис вернулся. Переговорщики не узнали американского посла. Он уже не выглядел озабоченным и осторожным. Он был весел и задирист. Все аргументы Радека он отверг с легкостью, заявив, что в Вологде посольствам ничего не угрожает, у них отличные отношения с гражданами и местной властью, комфортное проживание, и ничего менять в своем положении послы не намерены.

Радек был в бешенстве. Он вскакивал, передвигался по комнате, хватался за револьвер, висящий у него на боку, пытался уговаривать, кричал, угрожал — всё было бесполезно. На этом и расстались.

В тот же вечер представитель наркомата отправил Чичерину телеграмму, в которой объяснил ситуацию. Досталось всем, особенно Френсису, говоря о котором Радек не пожалел своего злого язычка. Американский посол был и «половой тряпкой французской кухарки», «напыщенным ничтожеством» и «старым дураком». Нуланса он назвал «чванливым французским гусаком, разжиревшим на жёлудях».

На следующий день лояльно настроенный к союзникам телеграфист Комаровский передал текст переговоров Радека с Чичериным французам. Де Робиен, как обычно отправлял с телеграфа донесения, и телеграфист между делом сунул в бумаги секретаря посольства листок с текстом большевистских переговоров.

Робиен нашел его по возвращению в посольство, прочел, перевел и немедленно передал Нулансу. Тот в свою очередь послал текст американцу Френсису.

Оба посла негодовали!

— А! Жалкий маленький еврей! — кричал Френсис. — Если он снова явится ко мне с револьвером на портупее, я достану из ящика стола свой, положу на стол и скажу ему: Вот теперь поговорим.

— Да что с ним церемонитесь, — вступил в разговор бразилец Вианна Кельш, — типичный клерк, конторская крыса с пистолетом, наглый ушастый очкарик. Мы таких в гимназии били.

— Смею Вам заметить, эта, как Вы изволили выразиться, крыса, — заведующий отделом стран Европы в большевистском министерстве иностранных дел, по должности он выше всех нас. Давайте сдерживать себя и не опускаться до его уровня, — остудил присутствующих посланник Италии маркиз де ла Торетта.

«Постарайтесь представить Радека, — телеграфировал в Париж Нуланс, — он короткий и толстый, угрюмый вид, дерзкий взгляд бегающих глаз. Носит тужурку, перетянутую вокруг туловища портупеей, на которой прицеплен огромный револьвер. Вести переговоры с такой личностью чрезвычайно трудно. Он не слышит аргументов другой стороны и все время угрожает».

Ругательства не коснулись только Линдлея. Рэнсом шепнул британскому поверенному в делах, что с ним хотят переговорить приватно.

Эта встреча состоялась 16 июля в здании британского вице-консульства.

Радек пришел в дом в благодушном настроении. Он был уверен, что Линдлей, у которого есть предписание ехать в Москву, последует за ним. Поверенный в делах Великобритании просил устроить дела некоторых англичан, задержанных в России, говорил о гарантиях для экономической миссии Кларка, которая послана в Москву для заключения коммерческого договора. Радек обещал англичанам выгодные концессии.

— Мы ждем этих людей, они должны заменить десяток различных миссий, никого не представляющих. Мы хотим иметь дело только с полномочными представителями Великобритании.

«Это камень в огород Локкарта». — подумал Линдлей.

«Главное, сейчас их выманить из Вологды, а там посмотрим», — показывал взглядом своему визави Рэнсом.

Консул Бо несколько раз нарушал идиллическую беседу громкими звуками и демонстративным покашливанием.

— Он мог бы вести себя более почтительно, — шепнул Линдлею Рэнсом.

Под конец беседы горничная Калисфена в праздничном наряде, румяная от волнения, вынесла чай.

— Вот и отлично, — потер руки Радек, — чай никогда не помешает, но замечу, всякое расширение Мурманского предприятия неминуемо заставить нас прервать чаепитие с союзниками и взяться за оружие.

— Разумеется, мы это понимаем, — расплылся в улыбке Линдлей.

Они расстались, любезно раскланявшись и наговорив друг другу немало комплиментов.

— Надеяться не на что, — сказал Радек по дороге в гостиницу, — они вряд ли поедут.

В ресторане «Золотого Якоря» компания устроила пиршество, приказав поджарить глазунью из тридцати яиц. Потом Радек вслух читал донесения послов о переговорах, отправленные с вологодского телеграфа и перехваченные властью.

— Ах так! — негодовал он, — Они еще имеют наглость меня обсуждать! Не хотят ехать, пусть остаются, будут посмешищем перед всем миром, уж я это им обещаю. Надо сделать так, — внушал он Элиаве, который присутствовал на ужине, — чтобы всем им сделалось жарко, надо выкурить их из Вологды, как пчел из улья. Для этого я уполномочиваю Вас, товарищ Элиава, на самые решительные меры.

Это был ультиматум. 17 июля Радек и Рэнсом уехали из Вологды. По дороге представитель Наркоминдела послал дипломатам издевательские телеграммы о том, «что в скором будущем будет рад приветствовать дипломатический корпус в Москве».