Секретная должность агента Рейли

— Траулер пытался уйти в море.

— Как? — изумился комиссар Лапин. — По какому праву?

— Капитан траулера арестован и сейчас его допрашивают англичане. Будьте уверены, они сумеют узнать правду.

Лапин задумался. Этот капитан, похоже, погубил все предприятие. Сейчас англичане станут осторожнее, укрепят подступы к батарее и усилят караулы.

— В чем обвиняют капитана?

— В попытке самовольного оставления порта без приказа начальника.

— Он ему не подчиняется.

— Здесь все подчиняются английскому коменданту, и своеволие капитана будет наказано.

— Его расстреляют?

— Это вы, большевики, только и норовите всех расстреливать. Мы представители цивилизованной Европы. Его будут судить и видимо, отправят в накопительный лагерь для преступников.

— Я слышал про эти английские штучки — концентрационные лагеря, но здесь вам не Южная Африка, а русские — не негры. Этот номер не пройдет.

— Откуда Вы всё знаете?

— Я живу в этой стране и служу революции.

— Господин посол, телеграмма из Мурманска от посла Френсиса, — в каюту заглянул матрос-телеграфист.

— Что там, читай!

— Пишут: генерал Пуль и адмирал Кемп отправились на морскую прогулку.

— Вот как? — оживился Нуланс. — Ну наконец-то!

Лапин покинул каюту и пошел вдоль по борту. Он обо всем догадался, интервенция началась. Можно успеть предупредить своих, если отправится в Архангельск немедленно. Но как это сделать?

— Что слышно? — спросил он у вахтенного матроса.

— Англичане говорят, что в Архангельск из Мурманска вышла эскадра. В городе готовится сражение.

Лапин побежал к телеграфисту в рубку, затребовал, чтобы тот запросил Архангельск: как обстановка?

— Не отвечают, — пожал плечами телеграфист, — наверное, никого нет у аппарата.

— У аппарата всегда есть ответственные товарищи, — скороговоркой сказал Лапин — Значит, что-то случилось!

Он подумал, что сейчас в эту минуту союзные корабли готовы войти в горло Белого моря и напасть на Архангельск. Надо предупредить! Эх, капитан, поторопился, ну да бог с ним, сам виноват, оплакивать погибших будем потом.

Лапин зашагал в сторону траулера.

Судно было пришвартовано в ближнем к морю конце пристани и, чтобы добраться до него, потребовалось время. Около траулера была выставлена охрана — сербские солдаты.

— Привет, братушки, — обратился к ним на сербском Лапин.

— Привет, — удивились славяне, — откуда знаешь язык, парень?

— Мать словенка из деревни недалеко от Любляны.

— Значит, пленный?

— Почему?

— Словенцы — австрийские подданные. Воюют против русских.

— Я — нет, я живу в России, учусь.

— Большевик?

— Да!

— Проваливай отсюда, один большевик недавно чуть не угнал судно.

— Я только подышать свежим воздухом на пирсе, посмотреть на море.

— Завтра утром приходи, до утра караул, сюда нельзя.

— Хорошо, братушки, ухожу.

Лапин вернулся в каюту и с трудом заставит себя успокоиться. Он думал о том, как коварные империалисты Антанты, заполучив назад своих послов, организовывают нападение на Архангельск, как гибнут от пуль интервентов его товарищи. Кедров обещал первого августа прибыть в город. Он там, на переднем крае борьбы. А что, если нападения еще не произошло, и он, Петер Лапиньш, может успеть предупредить своих? Караул оставлен до утра, надо дождаться, незаметно пройти на траулер и дать им всем как следует, пусть знают комиссара Лапина.

Утром после завтрака посол Нуланс с женой, племянницей и графом де Робиеном направился к морю на прогулку.

— Какой все-таки разный народ, эти большевики, — сказал он жене, — вот мы сидим за одни столом с большевистским комиссаром, который говорит на европейских языках и представляет собой достаточно воспитанного молодого человека. Кто бы мог подумать, что он поддерживает идею социальной революции и тотального уничтожения класса собственников!

— Жозеф, — отвечала супруга, — ты прожил жизнь, а до сих пор удивляешься людям, это он с нами такой, а со своими товарищами совсем другой.

— Мне не забыть его злую и хитрую физиономию на вологодском вокзале, — сказал де Робиен, — его бы воля, он бы всех нас пустил в расход.

— Граф, где это Вы набрались таких вульгарных выражений, — спросила мадемуазель Фесса, — право, мне даже неудобно это слушать.

— Война, мадемуазель, мы все на войне. У нас своя линия фронта и, поверьте мне, эта война ничуть не менее опасна. В Архангельске мы были на волоске от того, чтобы не попасть в заложники, рисковали быть потопленными немецкой подводной лодкой.

Англичанин лорд Китченер тоже был министром правительства и направлялся в 1916 году в Россию на переговоры, от которых многое зависело. Но немецкая субмарина изменила ход истории. Представьте, если бы нас всех потопили в Белом море, ни на какую бы интервенцию генерал Пуль тогда не решился, большевики легко подавили бы любое восстание в Архангельске, как это они сделали с Ярославлем, и всё, сопротивление на Севере было бы сломлено. Так что наша роль в этой войне будет побольше роли иного генерала.