Зал заседаний министерства авиации, где рассматривался мой вопрос, поражал своей монументальностью. Сперва, как заведено, высказались те, кто был за и против, а затем руководители принялись критически обсуждать персонально перечисленных в проекте инженеров и техников, которых следовало привлечь. Однако к данному вопросу я подготовился заранее и смог по каждой кандидатуре предоставить необходимую информацию.
Еще во время подготовки к этому заседанию меня буквально потрясло то, что я узнал. Тогда, летом 1944 года, на пике войны, при становившихся все интенсивнее воздушных налетах авиации союзников большая часть мощностей авиационной промышленности Германии попросту простаивала. В результате различных программных переустановок предприятия практически не работали.
Это, как бы между прочим, я и сказал и, не желая делать конкретные упреки в чей-либо адрес, только подчеркнул, что необходимые для осуществления проекта три инженера, пятнадцать квалифицированных мастеров и рабочих могут быть легко найдены в фирме «Хеншель».
— На территории данной фирмы есть и подходящее для наших целей свободное производственное помещение, — заявил я.
Тем самым в обсуждении была поставлена точка, и после этого последнего аргумента проект в основном одобрили.
В последовавшем после этого обсуждении, касавшемся уже чисто технической стороны, меня спросили, сколько, по моему мнению, потребуется времени до осуществления первого испытания пилотируемой «Фау-1». На основе выкладок, которые мне еще раньше предоставили соответствующие специалисты, я не заставил присутствовавших ждать с ответом:
— Первые испытания, по моим расчетам, должны пройти примерно через четыре недели.
Такое мое заверение вызвало почти у всех присутствовавших лишь сочувственную ухмылку.
— Мой дорогой Скорцени, ваш оптимизм заслуживает уважения, — выражая мнение большинства, заявил один из генералов люфтваффе. — Однако поверьте опыту профессионалов! Пройдет не меньше трех, а то и четырех месяцев, пока дело дойдет до первых испытаний!
Однако это колючее и снисходительное замечание не убавило моего энтузиазма, а, наоборот, только подстегнуло мои технические амбиции.
«Погодите! Вот увидите — мы уложимся и раньше!» — подумал я тогда.
Обсудив с инженерами вопросы организации нашего небольшого производства, я пришел к выводу, что следует создать самостоятельное предприятие. Кроме того, для соблюдения строжайшей секретности и ускорения сроков работ всем работникам пришлось запретить всякое общение с внешним миром.
Наряду с большим производственным помещением и двумя конторками для конструкторского бюро мы предусмотрели также небольшой общий зал для ночлега инженеров и рабочих. Через два дня все было готово и наше небольшое предприятие заработало.
Бурную радость по поводу моей относительно быстрой победы над бюрократией выказала Ханна Райч. Я встретил ее сразу же после заседания ведущих руководителей министерства авиации, когда мы с главным инженером Херманном разговаривали в коридоре. От обуревавших ее чувств она чуть ли не бросилась мне на шею и сердечно поздравила меня. От нее-то я и узнал, что еще раньше кто-то другой пришел к такой же идее, как и у меня, да и сама Ханна Райч еще за три месяца до этого высказала мысль о необходимости сделать «Фау-1» пилотируемой. Однако все ее усилия по претворению данного начинания в жизнь оказались тщетными. Когда же она услышала, что мне, совершенно чужому в их системе человеку, удалось это, то ее восторгу не было предела.
— Я всей душой и телом вместе с вами и готова помочь в любом вопросе! — заявила она.
Чудо случилось — через десять суток упорного труда (рабочий день продолжался по пятнадцать часов) три изделия стояли в готовности к запуску на экспериментальном полигоне возле Рехлина[188]
, где проходили последние испытания и новые реактивные истребители. Хорошо, что я предусмотрительно попросил выделить мне летчиков-испытателей. Теперь можно было приступать к самому главному!Стоял чудесный солнечный день, когда я снова повстречал Ханну Райч, чтобы на ее частном самолете «Бюккер-Юнгманн» полететь на первый запуск нашего изделия. Между тем воздушное пространство над Германией и в дневное время превратилось в настоящие охотничьи угодья вражеских истребителей. Поэтому нам пришлось, выражаясь летным языком, идти на бреющем полете, тесно прижимаясь к земле.
В самолете Ханна Райч буквально преобразилась — от этой хрупкой и нежной женщины не осталось и следа. Рядом со мной сидел уже уверенный в себе летчик. Чувствовалось, что Ханна умела управляться не только с этой легкой машиной. Я не поверил своим ушам, когда она запела в полный голос. И надо отдать должное этой летчице, знавшей все народные песни своей силезской малой родины.