Обидно, что времени было в обрез. А так хотелось создать целую систему, чтобы у меня и в учреждениях, и на предприятиях имелись свои люди, вовремя информировавшие о предстоящих событиях. Но коли времени нет, системы тоже, приходилось довольствоваться тем, что у нас есть – учетными списками военкомата, фиксировавшими наличие бывших офицеров в городе и губернии, торговцами, имевшими постоянные места на рынке. Отличным агентом оказался дядя Андрей – старичок, ходивший по дворам и точивший за скромную плату ножи и ножницы, правивший бритвы. Он мне как-то поведал, что в одном из дворов его попросили заточить четыре австрийских штыка от карабина! Ну, был бы штык один, ничего удивительного. Многие с собой такие с войны тащили. У австрийцев и сталь хорошая, и в руке удобно. Но коли штыка четыре, значит, имеются и сами карабины! И что же вы думаете? При самом поверхностном обыске отыскались не только карабины, но и десяток наших «мосинок», а ещё и ящик боеприпасов. При желании можно было выдать дело за контрреволюционный заговор, но всё оказалось иначе. Даже не знаю, как и сказать… Скорее, человеческая жадность, замешанная на глупости. Хозяин оружия на германской войне занимал должность полкового оружейника. Наверное, мастером он был неплохим, да и специальность на фронте очень востребованная, потому что оружие, хоть и железное, имеет обыкновение ломаться. Лучше бы, чтобы старое сразу меняли на новое, но где там! Бывало и так, что из четырех винтовок собирали одну. И, разумеется, у нашего мастера всегда под рукой имелись запчасти, а чтобы проверить – сделана ли винтовка из двух или из трёх потерявших прежних владельцев винтовок, никому в голову не приходило. Вот потихонечку да полегонечку наш умелец сумел переправить в родной Череповец целый арсенал, а теперь продавал собственные изделия за довольно приличную цену – десять пудов муки за ствол, два фунта за патрон! С его слов, оружие он начал переправлять ещё в шестнадцатом – мол, не для продажи, а исключительно для пролетарской революции! Врал, конечно.
Но не то удивительно, что мы ничего о нем не знали, а что он решил отдать штыки на заточку приходящему точильщику, вместо того чтобы выполнить эту работу самому. Да и на кой леший штыки было вообще затачивать? Пусть бы новые хозяева этим и озаботились. Мне же он объяснил, что при таких доходах затачивать штыки ему было лень, но оружие он обязан отдать в лучшем виде!
Как я уже говорил, на контрреволюционный заговор дело не потянуло, но для ревтрибунала хватило. И не удивлюсь, если этого умельца расстреляли. Я бы его сам застрелил, потому что нам пришлось ездить по волостям, изымать оружие у мужиков!
Ещё проблема. Если по пьянке набили морду обычному гражданину, это хулиганство, а если ответственному советскому работнику – контрреволюция! Вот сиди и отделяй злаки от плевел.
Мои сетования прервал звонок телефона. Ага, Тимохин, предгубисполкова, наше главное начальство в губернии. Можно сказать, что это советский губернатор.
– Владимир, зайди ко мне.
Ивану Васильевичу можно обращаться ко мне на «ты». И по возрасту – он уже немолод, лет сорок пять, и в силу положения. Да и вообще, Тимохин один из тех «правильных» большевиков и руководителей, кого здесь крепко уважают. Он в какой-то мере мой коллега. Из народных учителей, в революции с 1905 года, в партии большевиков с 1906-го, а в 1907-ом году получил свой первый тюремный срок и ссылку. От фронта не бегал, «оттрубил» на войне с четырнадцатого по декабрь семнадцатого. Уважаю! Интересно, что это ему понадобилось? Если бы что-то служебное, обратился бы к Есину. Тимохин не станет прыгать через голову моего непосредственного начальства.
– Разрешите, товарищ Тимохин?
Тимохин, крепкий дядька с начинавшей лысеть головой, кивнул на стул.
– Жалуются на тебя.
– Ну, на меня постоянно кто-нибудь жалуется, это нормально. Интересно, кто на сей раз?
– Товарищ Аглая сказала, что ты ей недавно нахамил.
По тону понятно, что Иван Васильевич делает вид, будто сердится, хотя сам готов расхохотаться. Но нельзя.
Товарищ Аглая – очередное «чудо», спущенное к нам из Петрограда. С моим прежним недругом, бывшим редактором «Известий», вопрос решили – направили на должность заведующего хозяйственной частью губисполкома, и теперь парень счастлив. А что с этой делать? Её направили укреплять «женский вопрос». Не очень понимаю этой формулировки, ну да ладно. Выглядела барышня колоритно. Короткая кожаная куртка, едва закрывавшая поясницу, нательная мужская рубаха, широченные галифе и кожаный картуз, покрывавший коротко стриженые волосы. Когда она впервые появилась в Череповце, крестились не только старухи, но и видавшие виды чекисты.