Секретная политика Сталина. Исповедь резидента

– Видите ли, в связи с ростом революционного движения в Китае мы получили сведения о переброске большого количества войск империалистами в Китай, в том числе англичане отправляют в Китай войска из Индии. Нам нужно во что бы то ни стало воспрепятствовать подавлению революции в Китае, ибо это вызовет реакцию и в других восточных странах, в особенности в Индии. Для этого нужно разложить, революционизировать посылаемые в Китай индийские части, и, конечно, эта забота лежит на индийской секции Коминтерна, – пояснил Рой.

– Поскольку это так, то, вероятно, ваш отъезд затянулся, а я хочу ехать в отпуск, ибо я только что вернулся из заграничной командировки, – сказал я.

– Да, передайте Трилиссеру, что мы просим не задерживать вас, ибо вопрос, возможно, затянется.

Я покинул Роя и общежитие Коминтерна.

Только через несколько месяцев, когда я уже руководил Мешедской резидентурой ГПУ, я получил телеграмму, что мой проект принят и меня вызывают срочно в Москву.

Несмотря на снежные заносы, прерывавшие всякую связь между Мешедом и советской границей, я выехал в Москву, куда добрался в начале марта 1927 года. За несколько дней до моего приезда правительство СССР получило ноту мининдела Англии Чемберлена[85], указывавшую на продолжающееся вмешательство большевиков во внутренние дела Англии и угрожавшую в случае непрекращения этих актов дипломатическим разрывом.

– Решено временно в связи с нотой Чемберлена приостановить активную борьбу на Востоке. Поэтому поездка Роя в Индию опять отложена. Пока же немедленно возвращайтесь в Персию, – предложил мне Трилиссер, когда я в первый же день приезда очутился в его кабинете.

Политбюро ЦК испугалось ноты Чемберлена. Была дана директива прекратить активную работу до изменения ситуации. Вместе с тем большевики не преминули использовать эту ноту внутри СССР – началась подписка на эскадрилью: «Наш ответ Чемберлену».

Глава 16. Будничный день чекиста

Уже семь месяцев, как я вновь в Тегеране. Разведывательный аппарат более или менее налажен и работает без перебоев. По должности атташе посольства я занимал маленький домик с огороженным двором, расположенным в глубине громадного посольского парка. Двор разделен на две части. На первой половине живу я, а на второй помещалась моя секретная канцелярия и лаборатория.

Каждое утро, проснувшись, я наскоро одевался и шел в канцелярию. У входа в коридоре стояли бидоны с быстро воспламеняющимся веществом, на случай, если нужно будет поджечь архивы. Эту предосторожность Москва предписала принять после обысков лондонского «Аркоса»[86] и пекинского посольства[87]. Из коридора направо шла запертая на замок дверь лабораторий, а налево стеклянная дверь вела в две небольшие комнаты, устланные коврами. Три простых стола, накрытых пропускной бумагой, несколько стульев, две пишущие «Ундервуд»[88], маленький железный сундук в углу составляли всю обстановку канцелярии.

За одним из столов сидел лет 50 полный мужчина с крашенными хной черными волосами и большим крючковатым носом, напоминавшим хищную птицу. Это источник № 1, курд по национальности, доктор по профессии. Он работал 15 лет для России и по наследству перешел к нам в ГПУ. Каждые два дня по утрам он приходил в миссию, якобы навестить пациентов, заходил ко мне в канцелярию и составлял сводку сведений, собранных везде у других реальных пациентов. Когда я, войдя в канцелярию, подошел к нему, он еще писал.

– Здравствуйте, доктор, что у вас сегодня нового? – спросил я.

– Сейчас кончу писать рапорт, – ответил он, вставая навстречу. – Дела персидского правительства в Пакистане неважны. На днях опять племена напали на правительственные войска. Около 300 человек убитых, вчера вечером из Тегерана вновь отправлены на фронт два полка пехоты и артиллерия.

– А как относятся к восстанию соседние с лурами[89] племена? – задал я вопрос.

– Пока достоверно неизвестно, но есть слухи, что племя Пуштекуха тайно поддерживает восставших. К бахтиарам же повстанцы послали делегатов для переговоров о совместном выступлении. Шах тоже посылает военного министра Сардар-Асада к бахтиарам[90], чтобы удержать от присоединения к восставшим, – ответил доктор; нас очень интересовало восстание в Луристане[91], где находилась шоссейная дорога, которая должна была соединить непосредственно Тегеран с южными провинциями Индии.

– Доктор, я сегодня должен выдать вам жалованье, пишите расписку на 120 туманов, – попросил я.

– Большое спасибо. Я как раз очень нуждаюсь в деньгах и уже приготовил расписку, – сказал он и, вынув из кармана клочок бумаги, подал мне.

– Доктор, – спросил я, читая расписку, где он подписался номером первым, – а какую кличку вы носили при царе?

– О, я тогда работал у одного полковника, и он мне дал кличку «Филин». Это, кажется, русская фамилия? – спросил он.

– Да, да! – подтвердил я и только в тот момент ясно увидел, что он очень похож на филина.

– Ну, я не буду вам мешать работать, – сказал я, передав доктору деньги, и вышел из канцелярии.