Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов

Голод стоял адский, пайков почти не выдавалось… Вот предо мною встает образ хорошей интеллигентной русской девушки, бывшей курсистки… Она находилась у меня на службе в отделе бухгалтерии. Я ее не знал лично. Фамилии ее я не помню. Смутно вспоминаю, что ее звали Александра Алексеевна. Она в чем-то провинилась. Бухгалтер пришел ко мне с жалобой на нее. Я позвал ее к себе, чтобы… сделать ей внушение… Дверь отворилась, и вошла Александра Алексеевна. Бледная, изможденная, голодная и почти замороженная. Она подошла к моему письменному столу. Шла она, как-то неуклюже ступая в громадных дворницких валенках, едва передвигая ноги. Она остановилась у стола против меня. Я взглянул на нее. Голова, обвязанная какими-то лохмотьями шерстяного платка. Рваный, весь тоже в лохмотьях полушубок… Из-под платка виднелось изможденное, измученное голодом милое лицо с прекрасными голубыми глазами… Она дрожала и от холода и от страха, что ее вызвал сам комиссар. (По закону я имел право своей властью, в виде наказания, посадить каждого сотрудника на срок до двух недель в ВЧК…)». После рабочего дня люди ненадолго могли зайти домой, а затем отправлялись отбывать трудовую повинность. «Для работы вне дома советских, «свободных» граждан собирали в определенный пункт, откуда они под конвоем красноармейцев шли к местам работы и делали все, что их заставляли… В награду за труды каждый по окончании работы (не всегда) получал один фунт черного хлеба. И вот, проходя в то время по улицам Москвы, вы могли видеть такие картины: группа женщин и мужчин, молодых и очень уже пожилых, под надзором здоровенных красноармейцев с винтовками в руках, разгребают или свозят на ручных тележках мусор, песок и пр.». Коммунисты, освобожденные от этой дикой барщины, выступали перед измученными людьми с длительными речами, содержащими призывы к добросовестному труду и угрозы наказаниями за некачественную или недостаточно быструю работу. Лишь после этого людям выдавали кирки, лопаты и другие орудия труда, и они пешим строем, печатая шаг, под конвоем красноармейцев направлялись к месту отбытия повинности. За это не получали никакой оплаты, кроме одного фунта низкосортного хлеба.

Однажды приятельница Соломона-Исецкого, коммунистка, решила отработать один воскресный день наравне с рядовыми трудящимися. «Поздно ночью моя приятельница еле-еле добралась домой в самом жалком состоянии, с вывороченной от наклонений и подниманий тяжелой лопаты поясницей, с распухшими и окровавленными ногами и ладонями рук и, что было самое ужасное в то время, с совершенно истерзанными ботинками… Но зато она принесла фунт плохо испеченного, с соломой и песком хлеба…» Далее автор описывает грубость и издевательства конвоиров по отношению к этим формально свободным людям, отданным на их полный произвол, и завершает свое описание следующими словами: «кончая с этим вопросом, лишь напомню читателю, что при исполнении этой трудовой повинности творились «тихие» ужасы человеконенавистничества и издевательства. Мне рассказывали о тех поистине ужасных условиях, в которых работали люди, командированные ранней весной в примосковские леса для рубки и заготовки дров, где они проводили под открытым небом в снегах и грязи, плохо одетые и измученные всеми лишениями своей бесправной жизни, и скудно питаемые, целые недели… А советские газеты устами своих купленных сотрудников, описывая эти лесные работы, захлебываясь от продажного восторга, рисовали весенние идиллии в лесу, настоящие эльдорадо… «Настроение у работающих бодрое, все полны энергии, все охвачены сознанием, что творят великое дело — дело строительства социалистического строя!..» — надрываясь, кричали эти поистине «разбойники пера»…».[70]