Секретное логово смерти

– Девочки, – начал он с обращения, принятого только в кругу близких по возрасту собеседников, а еще и притом равных в общественном положении, – перестаньте уже «кусаться», а не то, если так пойдет и дальше, на вас, как в том числе и невзначай оказавшихся рядом, просто живого места не останется от «укусов», хотя вы должны прекрасно себе понимать, что создавшееся положение просто обязывает нас держаться всем вместе, а иначе в конечном счете ничего хорошего не получится и наши враги одержат над нами победу; именно сейчас, как никогда прежде, нам нужно держаться вместе – и только в этом случае мы можем рассчитывать на успех.

– Наконец-то, капитан, – недовольно пробурчал со своего места генерал-лейтенант, которому, попросту говоря, уже надоело слушать позади себя де́вичьи препирательства, – сам догадался, а то я уже хотел лично наставить тебя на путь истинный, – и тут же смягчил свои интонации, решив перевести свое неприветливое замечание в шутку, – придется тебе, капитан, кому-нибудь из них все-таки отказать, иначе дело может кончится совсем даже не «гуд», хотя… в ситуациях, где задеваются личные интересы прекрасного пола, всё и так всегда плохо.

Разумеется, в означенном случае Востриков имел в виду пресловутый любовный треугольник и все, сидящие на заднем сидении, его (удивительное дело, ведь двоим из присутствующих до этого раньше не было никакого дела!) сразу поняли и тут же недоверчиво друг с другом переглянулись; однако пылавший в глаз обоих красавиц – голубоглазой и синеглазой – огонь мгновенно откинул прочь все существующие сомнения и заставил всех в ту же секунду прозреть относительно возникшего между ними троими довольно сложного положения: кому-то, действительно, требовалось уступить, но этим кем-то, нетрудно себе представить, становиться по доброй воле никто не хотел, наружу же выплыла скрываемая – у кого-то явно, а у кого-то, без прикрас, неосознанно – недоброжелательность по отношению к вдруг возникшей словно из неоткуда сопернице; но вместе с тем теперь можно было, без преувеличений, сделать само собой напросившийся вывод о том, откуда у двух прекраснейших девушек взялась эта, ранее вроде бы ничем необъяснимая, неприязнь, поэтому сейчас, когда неожиданно всем и всё стало ясно, необходимость в дальнейшей словесной перепалке резко отпала, потому как ее дальнейшее продолжение ставило бы под сомнение профессиональные качества – причем! – обеих сотрудниц. Единственное, что им в таком случае оставалось делать, чтобы не быть понятыми более чем превратно, – это отвернуться к окошкам с надутыми губками и заняться внимательным изучением местных достопримечательностей и окружающей их восточноевропейской природы.

Понятно, что разговаривать о любви в присутствии незадачливо и бессознательно отвергнутой красавицы было попросту неприлично – а говорить о чем-то другом ни молодому человеку, ни его возлюбленной не хотелось, – поэтому в дальнейшем слышался только монотонный голос Бунько, давно устроившего свою личную жизнь и в настоящем случае желавшего лишь одного – пониже «прогнуться» перед вышестоящим начальством; ну, а в таких стремлениях он был настоящий мастер и воспринимался хотя и с некоторым душевным презрением, но между тем и как некий необходимый механизм в общей, довольно сложной, системе, без которого само существование правоохранительной системы, чего там греха таить, становится невозможно.