– Да, – сказал Харбери.
– Я не обманываюсь?
– Нет, – сказал Харбери.
Мария Сергеевна улыбнулась.
– Это рай. Настоящий американский рай. Как видите, я сумела его нарисовать, майор… Я не ошибаюсь, майор Харбери? В таком раю я обречена блаженствовать?
Да, она улыбнулась!
Сперва Харбери не поверил своим ушам: эта женщина слишком быстро сдавалась, даже в лагерях для перемещенных лиц русские, которых вербовали после войны в иностранную разведку, даже они труднее поддавались на уговоры. Но Ковригина перечислила именно все те блага, какими приманивали за океан иностранных артистов и ученых. Все может быть! Может быть, она и не такой уж преданный своей Родине человек, как ее рисовали.
Харбери полагал, что Ковригина перечисляет условия, на которых согласна перейти на службу к другой стране. Она, конечно, запрашивает… Хотя, кто знает, может быть, она и в самом деле стоит такой цены?
Мария Сергеевна продолжала улыбаться.
– А вы сумеете привезти мою дочь? – спросила она. – Вы не обманываете?
– Можете не сомневаться, – охотно подтвердил Харбери. – Для нашей разведки нет невозможных вещей.
Лицо Марии Сергеевны потемнело.
– А знаете, что сделает моя дочь, – спросила она, – когда вы привезете ее ко мне?
– Бросится к вам в объятия?
– Вы угадали, – сказала Мария Сергеевна. – Но только наполовину. Она действительно бросится… для того, чтобы плюнуть мне в глаза!
Харбери пытливо посмотрел на Марию Сергеевну.
– Я не совсем вас понимаю…
– И не поймете, – с насмешкой произнесла Мария Сергеевна. – Вы предлагаете мне все блага? Вам они представляются верхом человеческого существования? Но вы просто недостаточно осведомлены о моей жизни. Значит, институт, машина, собственный дом, деньги, курорты, туалеты. Что еще вы можете обещать мне? Представьте себе, все это я имела в Москве. Институт у нас такой, что не мы интересуемся вашими открытиями, а вы нашими. Машина… Когда мне бывает нужна машина, я ее получаю, а то, что она не моя, не так уж важно. Не нужен мне и собственный дом с пятью спальнями и десятью гостиными, меня и мою дочь устраивала наша квартира. Мы с дочерью не раз отдыхали и на Кавказе, и в Крыму, где нисколько не хуже, чем на ваших курортах. А что касается туалетов, это просто смешно. Ведь не мы у вас, к примеру, а вы у нас покупаете меха… – Мария Сергеевна горько усмехнулась. – Я не знаю, что вы делали и долго ли жили в России, но вы совсем не знаете советских людей.
Харбери поднял руку, как бы желая остановить свою собеседницу.
– Извините, – сказал он. – Вы умней и сильней, чем я думал. Но есть нечто, от чего и вы не захотите, не сумеете отказаться. Свобода! Свобода, которая есть необходимое состояние всякой души. Истинная и полная свобода.
– О, майор Харбери, вы перешли к другим категориям… Но навряд ли вы преуспеете и здесь. Вероятно, свободу мы тоже понимаем по-разному.
– Свобода духа – вечная и неизменная категория.
– Допустим. Позвольте же вас спросить: вы свободны?
– О да!
– В таком случае выпустите меня отсюда.
– Не могу!
– Но ведь вы же свободны?
– Мне просто невыгодно вас отпускать.
– Что же это за свобода, которая нуждается в подавлении свободы другого?
– Свобода борьбы!
– Или конкуренции. В том мире, который вы представляете, свобода в том и заключается, чтобы лишать свободы других. Свобода сильного.
– Но я и предлагаю вам силу!
– Силу или свободу?
– Средства, которые сделают вас свободной.
– Свободной жить за счет других? Это для меня не свобода. Позвольте вам объяснить. У вас свобода – это свобода для небольшого количества индивидуальностей и за счет массы других индивидуальностей. А у нас свобода для большинства, для всего народа; приобретя свободу, народ наделяет ею всех, кто трудится. Моя свобода вечна и благотворна. Вы же служите тем, кто подавляет свободу, и сами, сами вы не пользуетесь ею ни в малейшей степени…
– Но творчество, творчество… – Харбери чувствовал: где-то внутри его набухают злоба и тоска. – Вы же не можете делать то, что хотите!
– А что же я делаю?
– То, что предписывают власти!
– Точно у вас власти ничего не предписывают! Только ваши власти поставлены теми, кто над народом, а наши власти лишь представители народа, и так как я тоже часть народа, мои интересы не расходятся с интересами большинства.
– Но вы могли бы иметь больше!
– Чего и зачем?
Он не знал, что ответить…
Мария Сергеевна презрительно посмотрела на Харбери.
– Вам это непонятно, – сказала она. – Творчество не покупается…
Нет, Харбери не хотел признать, что эта женщина оказалась сильнее его, что ему не под силу с нею справиться!
– Не покупается, – повторила она и решительно махнула рукой, точно отрубила что-то в воздухе. – И все! И больше нам не о чем говорить.
– Вы имеете последний шанс, – негромко произнес Харбери. – Я не собирался вас покупать. Все, о чем мы говорили, это лишь добавление к вашей жизни, потому что… потому что… – Он задохнулся. – Потому что – не забывайте – в наших руках ваша жизнь!