Прием, оказанный мне в управлении военно-морской разведки, был подобен холодной воде, вылитой на горящий в моей душе огонь. Вновь назначенный начальник военно-морской разведки еще только знакомился с работой, а само управление пребывало в затянувшейся спячке. Никто в военно-морском министерстве не проявил к моему опыту и идеям ничего, кроме слегка насмешливого интереса. Никто не поднял серьезно вопроса о моем назначении на должность, где бы я смог максимально использовать свои знания и оправдать три года, проведенные мною в Японии. Я не встретил почти ничего, кроме мимолетного интереса к докладам о наблюдениях в Японии, а обращая внимание на некоторые неоспоримые факты, по моему мнению заслуживающие рассмотрения, я рисковал быть названным фантазером, который бредит наяву.
Начальник управления снисходительно выслушал мой доклад с выражением вежливой скуки на лице, а затем внезапно закончил беседу, не дав никаких указаний о моей дальнейшей службе. Скоро я понял, что об этом никто даже не задумывался и что это в порядке вещей. Я затратил три года на изучение этого труднейшего языка, постигал душу чуждого мне народа и собирал сведения, имеющие жизненно важное значение, а теперь мне предлагали возвратиться к обычной службе морского офицера. Попросту говоря, мне приказывали забыть посторонние дела и «включиться» в рутину морской службы. Я пошел в дальневосточный отдел морской разведки, но и там встретил безразличную зевоту и самодовольство со стороны людей, беззаботно относящихся к враждебной кампании, развернутой язвительной японской прессой. Мои доклады принимались с благожелательным видом, но полностью игнорировались. Я был озадачен, удручен и находился в таком состоянии духа, которое вряд ли располагало ко мне старших начальников. Привлечь их внимание к нависшей опасности мне не удалось.
Стало ясно, что продолжать дело, которое я считал жизненно важной задачей разведки, можно только в том случае, если самостоятельно составлять свои планы на будущее и действовать на свой собственный страх и риск, отдавая разведке свободное от службы время, которого у морского офицера остается сколько угодно. Другая альтернатива заключалась в том, чтобы плыть по течению и постепенно забывать все накопленное за эти три года. Излишне упоминать, что с последним я не мог смириться. Более того, я был готов и дальше отдавать себя разведке, даже если бы кто-нибудь из равнодушных счел, что я наступаю им на мозоль. А в те дни мне то и дело приходилось задевать самодовольных людей, что, однако, не выводило их из оцепенения.
Однажды я сидел в ресторане флотско-армейского клуба и беседовал с сочувствовавшими мне друзьями, делясь своими заботами и замыслами. Один из них только что вернулся из зоны Панамского канала, где проходил службу. Рассказывая о своих наблюдениях, он вдруг сказал мне:
— А почему бы тебе не заглянуть в Панаму? Там полно японцев. В этом очаге всевозможных заговоров и интриг ты смог бы изучать их в свое удовольствие.
И действительно, Панама! Разве во время пребывания в Японии я не обнаружил, что во всем японском военно-морском флоте царит жгучий интерес к Панамскому каналу? Разве не являлось очевидным как для меня, так и для любого наблюдателя, не потерявшего контакта с действительностью, что канал был одним из главных объектов японской разведки?
Я видел канал в 1912 году, проходя службу на новом линейном корабле «Арканзас», когда президент Тафт посетил на нем зону Панамского канала, чтобы осмотреть это гигантское сооружение перед его открытием для судоходства. Уже в то время первые японские агенты проникли в районы, граничащие с запретной десятимильной зоной, которая извилистой лентой тянется на протяжении сорока шести миль между конечными американскими базами — г. Кристобаль на побережье Атлантического океана и г. Бальбоа — на побережье Тихого океана. Оба они отделяются воображаемой линией от городов Колон и Панама-Сити, находящихся под юрисдикцией панамских властей. В Панама-Сити расторопные и ненавязчивые японцы служили официантами в отеле «Тиволи», работали парикмахерами во вновь открытых салонах и повсюду открывали зубоврачебные кабинеты. В порту, само собой разумеется, находились рыболовные суда с японскими командами. Над разрозненной деятельностью этих людей возвышался улей японского консульства, который работал буквально круглыми сутками, «защищая» интересы Японии,
У нас было неопределенное и снисходительное отношение к этим маленьким суетливым сынам Ниппона[20]
страдающим неутолимым любопытством и страстью к фотографированию. Едва лишь в шлюзах показалась первая вода, как они наводнили всю Панаму. Мы подозревали, что среди них есть шпионы, но общее мнение гласило: «Ну вот еще!» Наше представление о шпионаже и секретной службе было настолько далеким от действительности, что мы считали главной ареной их деятельности страницы бульварных журналов, а помещенные в этих журналах описания коварных шпионских резидентур нас просто смешили.