Секретные окна

Вот еще один вывод. Моя мама часто говорила: «Можно привести коня к водопою, но пить ты его не заставишь». Я давно понял, что можно привести ребенка к культуре, но думать в нужном тебе направлении его не заставишь. Нельзя насильно впихнуть в него Кизи вместо Кинга или Стейнбека вместо Стил; дети будут читать то, что нравится им самим, они будут читать по любви, и Бог благословит их за это. Мышление – это одно, а любовь – совершенно иное; и то и другое по-настоящему важно, но они не всегда существуют совместно. Если бы мне давали по десять центов за каждую книгу, которую я прочитал не по указке учителей, а по собственному желанию, я мог бы купить машину. Им хотелось, чтобы я чинно вышагивал по дорожке и разглядывал достопримечательности, а мне хотелось бежать со всех ног и плясать на стене, как Фред Астер. Иными словами, мне дали линованную бумагу, а я стал писать поперек.

Мне кажется, эти противостоящие друг другу силы – эти парадоксы ума и сердца – и создают океан между двумя континентами Хочу-Читать и Надо-Читать. Мне кажется, что океан между ними всегда будет штормить и паром будет ходить крайне нерегулярно. Одним из самых больших удовольствий в жизни для меня было перечитать «Гамлета» и обнаружить, что это великое произведение, но обнаружить самостоятельно, без чьей-то подсказки. Возможно, в будущем вас ждут такие же удивительные открытия. А сейчас читайте то, что вам нравится. Читайте то, что вы любите. Читайте для собственного удовольствия: с головой погружайтесь в эту гремучую смесь, летите в этом пьянящем эфире. Почему нет? У сердца собственный разум, его дело – радость. Для меня эти две вещи – радость и чтение – всегда были связаны неразрывно, и вы даже не представляете, как приятно бывает узнать, что иногда они вместе взрослеют. Когда это случается, мы сдаем самый важный экзамен в счастливейшем месте на свете: в собственном сердце.

«Семнадцать»

1990 г.

Два после полуночи Предисловие к повести «Секретное окно, секретный сад»

Я из тех людей, которые считают, что жизнь состоит из нескольких циклов – колесики в колесиках, одни цепляются друг за друга, другие крутятся автономно, но каждое выполняет некую повторяющуюся функцию. Мне нравится абстрактное представление жизни как эффективного механизма, потому что реальность со всеми ее интимными подробностями кажется странной и запутанной. Приятно отступить порой на шаг и воскликнуть: «И все-таки здесь есть шаблон! Не знаю, как его понять, но я его вижу!»

Свой цикл колесики заканчивают почти одновременно, где-то раз в двадцать лет, и наступает время подводить итоги. Психологи даже тиснули словечко парламентариев для описания этого феномена – cloture[107].

Сейчас мне сорок два, и, оглядываясь на последние четыре года, я вижу сплошной конец прений – и в работе, и просто в жизни. В романе «Оно» мне потребовалось непомерное пространство, чтобы прекратить болтать о детях и широте их восприятия, освещающего внутренний мир ребенка. В будущем году я собираюсь опубликовать новый роман из цикла о Касл-Роке – «Нужные вещи» (последняя повесть сборника, «Несущий смерть», служит прологом к этому роману). А данное произведение станет, наверное, последней историей о писателях, писательском творчестве и о странной ничейной территории, находящейся между фантазией и реальностью. Полагаю, большинство читателей, давно увлекающихся моими книгами и терпеливо взращивающих во мне интерес к этой теме, воспримут эту весть с радостью.

Несколько лет назад я написал роман «Мизери» в попытке показать, как сильно произведение подчас воздействует на читателя. В прошлом году вышла «Темная половина», где я предпринял попытку исследования противоположного случая – как сила искусства воздействует на писателя. Когда роман был еще в черновиках, я задумался о том, как рассказать сразу обе истории, рассмотрев элементы сюжета «Темной половины» под другим углом. Работа над книгой – тайное действо, сродни тайне сновидений, и об этом аспекте нашего странного и опасного искусства я никогда особенно не размышлял.

Знаю, порой писатели перерабатывают свои прежние произведения – Джон Фаулз делал это с «Волхвом», а я – с «Противостоянием», но сейчас моей целью не была переработка. Мне хотелось взять уже использовавшиеся части и сложить из них совершенно иной узор. Я пробовал такое по меньшей мере однажды, поменяв местами и обновив основные элементы «Дракулы» Брэма Стокера. Получился «Жребий», и совесть меня абсолютно не мучает.