В ряде случаев охрану возглавлял Гартинг. Так, в 1893 г. в Кобург-Гота он охранял цесаревича Николая, прибывшего на помолвку с Алисой Гессенской. В следующем году Гартинг охранял Александра III в Копенгагене, а затем сопровождал царя на охоте в Швеции и Норвегии. После восшествия на престол Николая II Гартинг охранял цесаревича Георгия на Лазурном Берегу.
Рачковского ценили в столицах Европы. Он был награжден Орденом Почетного легиона, орденом Короны Пруссии III степени (1899 г.), Командорским крестом II класса шведского ордена Вазы (1892 г.), датским Командорским крестом ордена Данеброг.
Погорел же Рачковский на отсутствии политического чутья. В 1901 г. в Петербург приехал «маг и волшебник» Филипп Низье Антельм. По рекомендации «черногорки» герцогини Лейхтенбергской Анастасии Николаевны Филипп был принят царем.
Из царского дневника:
«9 июля. Mr. Philipp был с нами, он сегодня приехал. Слушали его с умилением. Вернулись домой в 12 ч.».
«11 июля. В это время “наш друг” сидел у Аликс и разговаривал с нею. Показали ему наших дочек и помолились с ним в спальне!»[60].
12 и 13 июля царь ездил в Знаменку к великому князю Николаю Николаевичу и по три часа беседовал с Филиппом.
Дворцовый комендант генерал-адъютант П.П. Гессе по долгу службы запросил отзыв Рачковского о Филиппе. Тот подготовил нужный документ и привез его в Петербург. «Ранее, нежели представить его Гессе, он прочел его Д.С. Сипягину, который заявил, что как министр внутренних дел он ничего об этом рапорте не знает, так как он ему не адресован, а как человек советует бросить его в топившийся камин»[61]. Но Рачковский пренебрег советом и передал рапорт Гессе. Мало того, Рачковский в инициативном порядке написал еще и письмо вдовствующей императрице Марии Федоровне, в котором разоблачал вредное влияние «лионского старца» на ее сына.
Царю и царице «старец был дороже всего, и император, разгневанный на Рачковского, вызвал министра внутренних дел Плеве и нажаловался на Рачковского, назвав его «подлецом».
В результате 15 октября 1902 г. Рачковский был уволен со службы.
Правда, Рачковский не пошел по миру с сумой, а занял должность советника по административным и юридическим вопросам при акционерном металлургическом обществе «Гута Банкова» в Варшаве. Оклад его был скромным – 10 тыс. рублей в год.
Руководство зарубежной агентурой принял Леонид Александрович Ратаев. Он родился в 1857 г. в селе Берники Ярославской губернии в дворянской семье. В августе 1876 г. Леонид поступил в Николаевское кавалерийское училище. «После успешного окончания курса он был произведен 16 апреля 1878 года в корнеты и выпущен в лейб-гвардии Уланский полк (Петергоф). С ноября 1880 по июль 1881 года Л.А. Ратаев был прикомандирован к штабу дивизии “для письменных занятий”…
21 февраля 1882 года “по дальнейшим обстоятельствам для определения его к статским делам” Л.А. Ратаев неожиданно был уволен от военной службы и произведен в чин коллежского секретаря. Ровно через четыре месяца, 21 июня, состоялось определение Л.А. Ратаева на службу в Министерство внутренних дел “с откомандированием для занятий в Департамент государственной полиции”, причем захлопотал за него сам В.К. Плеве»[62].
Что натворил Ратаев в полку, непонятно. Во всяком случае, просто так из гвардии в полицию никого не переводили. Обычно это было связано с «мерзким поступком» или большим скандалом.
Став главой зарубежной агентуры, 22 апреля 1902 г. Ратаев писал Лопухину, директору департамента делясь своими планами: «По части секретных сотрудников я полагаю не придерживаться строго рамок Лондона, Парижа и Швейцарии, а предполагаю раскинуть сеть несколько шире. Уже мною лично приобретено трое сотрудников: один добавочный для Парижа (специально для наблюдения за русской столовой), одного для Мюнхена и одного я полагаю послать в Бельгию, где в Брюсселе и Льеже образовалось порядочное гнездо. Из числа прежних сотрудников не все еще перешли ко мне, но перейдут с отъездом П.И. [Рачковского.
В своем донесении в Департамент полиции от 28 января 1903 г. Ратаев пишет и о проблемах, возникших у него в результате деятельности своего предшественника: «По приезде в Париж я попал в очень тяжелое положение. По моей долголетней службе я сразу понял, что способы ведения дела моим предместником значительно устарели и совершенно не приспособлены к современным требованиям Департамента. Как я уже писал, наиболее слабым пунктом оказалась Швейцария, а между тем я застал момент, когда центр и, можно сказать, пульс революционной деятельности перенесен именно туда…»
Непосредственно про агентуру Ратаев докладывает, что она «также весьма и весьма нуждается в реорганизации и освежении. Во-первых, она сильно распущена и набалована… Я убедительно просил и прошу на первый год оставить неприкосновенной ту сумму, которая отпускалась П.И. Рачковскому. Будьте уверены, что я ее расходую с надлежащей экономией…»[64].