Секретный агент S-25, или Обреченная любовь

— Если германское командование мне поверит, буду добросовестным борцом за русские национальные интересы. Как хозяин чувствует себя владыкой в собственном доме, так каждый русский человек должен чувствовать себя хозяином в Российской империи, а не метать бисер перед чухонцами всех пришлых национальностей! — вот мой лозунг.

Когда вопросы у Шатуновского иссякли, Соколов с сочувствием произнес:

— Господин журналист, теперь вы слишком много знаете! Так что вам придется некоторое время побыть в этом теплом уютном помещении. Не вздумайте орать, стучать и вообще безобразничать. Это моветон. Вы меня поняли?

Шатуновский помотал головой, но мысли в этой голове уже были заняты творчеством, он обдумывал фельетон.

— Угу!

— Достаньте ваши документы, дайте сюда. Нет, деньги оставьте себе.

— Зачем вам, граф, мое предписание?

— Это делается во имя государственных интересов. — Полез в обшлаг своей шинели, извлек из тайника предписание «рядового Соколова». — Уберите себе.

Шатуновский удивленно поднял брови, но безропотно спрятал бумагу в карман.

Соколов сказал:

— Простите, буду вынужден связать вас! — Он снял веревку, сбросив с нее сушившиеся веники. — Сделайте одолжение, лягте на живот. Вот так, спасибо! Я руки привяжу к ногам. Так называемые «салазки».

— Ой, как неудобно!

— Зато надежно. Истинный журналист не тот, кто думает об удобствах и гонораре, а тот, кто ради своей подписи в газете готов терпеть мучения на благо родного органа. Я имею в виду печатного органа. Не волнуйтесь, вас найдут. Пишите обо мне больше. И не бойтесь сочинять, на сей раз взыскивать с вас не стану. Так сказать, клевещите с выдумкой и размахом… — Соколов ловким движением сунул в карман пальто журналиста свой «дрейзе». Подумал: «Жаль расставаться с тобой, верный друг, да дело того требует».

Шатуновский взмолился:

— Но зачем вы связали меня?

— Затем, что теперь вы слишком много знаете! Обычно таких убивают. Но я гуманист, живите долго, если вас не заест совесть до смерти. И, простите, вынужден засунуть вам кляп в рот. — Соколов вышел наружу и закрыл дверь на замок.

Несмотря на неудобное положение, Шатуновский был счастлив как никогда: «Такая прекрасная тема!» Он обдумывал фельетон и уже сочинил заголовок: «Измена — новая болезнь аристократов, или Откровения графа-предателя». О себе подумал с удовольствием: «Везет только талантам! Мне сказочное счастье ныне привалило — такой роскошный материал. Надо у главного редактора прибавку к жалованью попросить».

Бабья радость

Соколов вошел в избу.

Фроська, за ночь словно помолодевшая и похорошевшая, — это всегда случается с женщиной, когда она в очередной раз влюбляется, — воскликнула:

— Где же вы такой голый ходите? Ох, сердечный мой, как бы не простудиться! — Громко восхищалась:

— Ну и спинища у вас — широченная! Дайте-ка разотру. Вот какая вся розовая, огнем горит, право! — Перешла на шепот: — Ох, барин, вы очень здоровый и большой, — хитро подмигнула, — и все остальное у вас соответственное, хи-хи! — Вздохнула. — Скучать об вас стану. Наши все спят, да пора завтракать, я уже все приготовила. И самовар — утеха всех православных — пыхтит, вас, мой сердечный, крепеньким чайком погрею, сердцу радость сообщу.

* * *

Минут через десять, впустив в прихожую клубы морозного воздуха, с улицы ввалился урядник Свистунов. Мутными глазами посмотрел на Соколова.

— Ну, вчера хорошо посидели! Фрося, дай чего-нибудь попить, внутри огонь горит. — Он жадно прильнул к большому ковшу с капустным рассолом. Напившись, облегченно вздохнул и перекрестился. — Уф, снова стал человеком!

Заспанный, пошатываясь, появился Факторович. Лицо у него приняло синеватый оттенок. Он промямлил:

— Об чем мечтает еврей после хорошей выпивки? Он мечтает об том, чтобы похмелиться и никогда уже не брать в рот. Но мечты не сбываются…

— Выпей р-рассолу! — посоветовал урядник. — Сразу оттянет.

Факторович согласился:

— Это как дважды два. — Он попил из ковша, и струйки текли по его чахоточной волосатой груди. Воскликнул: — Поглядите, кто проснулся — сам герой фронта Семен Бочкарев. Скажите, вы тоже имеете свои неприятности? Тогда примите рассолу…

Фроська суетилась у печки. Она вытащила громадную, шипящую маслом сковороду. На ней румянились не менее полдюжины цыплят. Заботливо проворковала:

— Вот, защитники, вам в дорогу! И самовар гудит…

Когда заканчивали трапезу, появился пристав Вязалкин — румяный, с большим мясистым носом, торчавшим поверх громадных черных усищ. За его плечом торчали два охотничьих ружья. Протянул Соколову:

— Ловите дезертиров! Патроны принес тоже… А что за лошадь стоит у ворот?

— Это трофей, — сказал Соколов. — Теперь она моя. Пошли посмотрим…

Вышли на крыльцо. Молодая кобылка, впряженная в низкие пошевни, нетерпеливо перебирала копытами. Увидав людей, радостно заржала.

Урядник Свистунов одобрительно мотнул головой:

— Хорошая лошадка! — и почему-то заглянул ей под хвост.