Секретный агент S-25, или Обреченная любовь

Соколов швырнул на прилавок триста франков.

— Сдачи не надо!

— О, вы, месье, очень щедры. Нынче это в редкость, мужчины пошли скупые. Обязательно приходите опять…

Паутина обольщения

Соколов, взяв под локоть Маргариту, вышел на площадь.

Она с восхищением заглянула в глаза Соколова, белозубо улыбнулась:

— Очень повезло какой-то девушке.

— Вы любите, мадам, цветы?

— Я выросла в Провансе, у нас в доме круглый год на столе стояли свежие розы. Когда я вижу их на своем столе, они напоминают мне мое счастливое детство…

— А разве теперь вы не совсем счастливы?

— Ах, месье, кто нынче доволен своей судьбой? Из детства, как бы оно трудно ни было, мы уносим во взрослую жизнь все лучшие чувства. Они, словно мягкий свет, освещают нам дорогу жизни. В детские годы остры были ощущения, а душу переполняли мечты…

Соколов нежно пожал ее руку.

— Тогда наши родители были молоды, а впереди была долгая и счастливая жизнь. У вас, Маргарита, прекрасная душа. Вы достойны того, чтобы вас боготворили.

— Об этом мечтает каждая девушка, но, увы, этого почти никогда не происходит…

Соколов пронзил влюбленным взглядом Маргариту и протянул ей корзину с розами:

— Они ваши!

Маргарита зарделась:

— Нет, я не могу принять… Да я и не донесу корзину до дому, букет такой пышный!

— Это пустяки, я сам отнесу его к вам.

— Нет, нет! Хотя мужа еще два дня не будет в Париже, но злые языки обязательно сообщат ему. Муж очень ревнивый. Он уехал к родителям. Кстати, эти цветы с его родины, из Граса.

Соколов улыбнулся:

— Если костер ревности сжигает мужчину, то, значит, женщина разожгла этот дьявольский пламень.

Маргарита вздохнула:

— Сказано красиво, я ваши слова непременно запишу в свой альбом, но по отношению ко мне несправедливо. Я пока не давала своему супругу поводов.

Соколов расхохотался:

— Ваша оговорка прекрасна: пока! Скажите, Маргарита, разве это справедливо, когда муж мучается ревностью без всякого повода?

— Вы хотите сказать, — Маргарита чуть улыбнулась, — этот повод следует дать?

— Безусловно! А вот и посыльный. Иди сюда, номер двести восемьдесят девять. Отнесешь букет по адресу…

— Улица Риволи, дом…

Посыльный протянул Соколову крошечный листик со своим номером и подписью и понесся выполнять поручение.

Соколов галантно произнес:

— Маргарита, позволите предложить вам руку? Я нынче проснулся с ощущением, что меня ждет какое-то необыкновенное счастье.

— И что же?

— Сон оказался превратным: я испытываю жуткие муки влюбленного, который обречен до конца дней своих томиться несбывшимся желанием.

— И велико ваше желание?

— Очень! Оно необъятно, как сферы небесные. Я хотел бы, Маргарита, пообедать с вами.

Маргарита усмехнулась:

— И только?

Соколов горячо возразил:

— Это не так мало, как вам по скромности кажется. Провести рядом с вами, божественная, час-другой — блаженство, с которым ничто не сравнится. После этого можно спокойно умереть.

— Вы, однако, весьма умеренны в своих желаниях. Даже Клеопатра в обмен за жизнь давала целую ночь любви, а вы — только обед! Я могу не поверить вашей искренности.

— Маргарита, вы не знаете себе цену.

— А вы, мой дружок, возможно, переоцениваете вашу проницательность. У нас в Провансе говорят: «Нет ничего трудней, чем распознать хороший арбуз и восхитительную женщину».

— Это поговорка для тех, кто не разбирается ни в женщинах, ни в арбузах. — Повернулся к проезжавшему авто. — Эй, такси! Отель «Континенталь». — Подсадил Маргариту на кожаное сиденье, опустился рядом, коснувшись ее плотного бедра. — Наша встреча — знак судьбы.

Она шепнула ему в ухо:

— Но, дорогой друг, я боюсь идти в ресторан «Континенталь», меня могут узнать и донести мужу.

— Божественная, ваша честь мне дороже собственной жизни! Мы, конечно, не пойдем на публику. Мы пообедаем у меня в номере.

Маргарита задумчиво стала стягивать с узкой ладони шелковую перчатку, дотронулась до руки Соколова. Она молчала.

Если женщина молчит, значит, она согласна на все.

Путеводитель предупреждает…

Соколов, по обычаю, занимал громадный люкс из пяти комнат. Убранство напоминало петербургскую «Асторию» или московский «Метрополь», только все было обставлено еще более безвкусно: тяжелые портьеры, бесполезные пуфики и козетки, обитые цветастым бархатом диваны и неуклюжие кресла, цветы в фаянсовых горшках и деревья в кадках. Эту дешевую роскошь дополняли картины посредственных художников на стенах.

На инкрустированном столике стояли бутылки с вином и ваза с фруктами.

Соколов нажал кнопку звонка. Никто в номере не появился. Соколов снова нажал и держал кнопку до тех пор, пока в номер не ввалился без стука гарсон, молодой парень с нагловатой рожей. Выпуклыми, водянистыми глазами он уставился на Соколова:

— Чего трезвоните? Пожар, что ли?

Соколов в ответ на столь наглый тон удивленно поднял бровь.

Маргарита вежливо заметила:

— Мы долго вызывали, никто не шел…

Гарсон презрительно скривил рот:

— И подождете, с вами ничего не случится. Не одни тут…